7 ноября в столичном «Крокус Сити Холле» заслуженная артистка России Алена Свиридова сольной программой С'est La Vie с небольшим опозданием отметит свой «полтинник». Перед концертом с певицей пообщался обозреватель «Известий».
— Без малого 20 лет назад случился твой первый большой успех на фестивале «Поколение», где собиралось вполне подвижное музыкально-клипмейкерское общество. Но в нулевых как-то все скукожилось, и сейчас вновь доминирует кондовая советско-шансонная эстрада.
— История совершила виток по спирали, и сегодня мы находимся где-то в конце 1980-х. Только артисты чуть лучше одеты, у них подороже и поярче декорации, но все те же на манеже.
— А тебе куда пристроиться при таком положении вещей?
— Жду, что в следующем году произойдет массовый приток моих слушателей. Сейчас ко мне проявляет повышенное внимание пресса, а затем должны появиться и новые зрители. В начале 1990-х тоже господствовала совсем другая музыкальная эстетика. И почти все крутили пальцем у виска, услышав мой репертуар и разговоры, что я хочу с ним куда-то пробиться. Лишь несколько человек считали, что такой материал представляет какой-то интерес для массовой публики. И они оказались правы. Надеюсь, и сейчас произойдет что-то подобное. Хотя я стала писать другие песни, моя прежняя суть в них осталась. Как и раньше, я пытаюсь послать слушателям некий месседж.
— По-моему, массовая публика в 1990-х как раз тянулась к чему-то для нее не традиционному, открывала для себя различные жанры и новых артистов, а сегодня, напротив, у нее в почете предсказуемость и консерватизм.
— Мне кажется, такое произошло от того, что появился огромный поток информации, люди начали теряться и с радостью хватаются за что-то знакомое. А новое нужно оценивать, анализировать, распознавать хорошо это или плохо, применяя в том числе и свой жизненный опыт. Но заморачиваться никому не хочется.
— Ты учитываешь это при написании своего нового альбома?
— Я пока довожу его до ума. Все-таки меня немного стилистически «разносит», и нужно понять, как сложить в один пазл интересующие меня вещи.
— А поставить на один диск резко контрастирующие композиции, ты считаешь не вполне правильным?
— Ну да, не совсем. Это как выйти в «Диоре» и с авоськой в руках. Хотя и в таком сочетании некая концепция, возможно, есть, но это не для меня.
— К тебе всегда тепло относились многие коллеги по цеху, и при желании ты, наверное, можешь собрать для записи альбома солидный состав музыкантов, скажем, из «Морального кодекса», «Машины Времени», «Квартала» и т.п.
— Думаю, никто из них не откажется со мной поиграть. Но записывать диск я тем не менее буду со своими музыкантами. Хотя кого-то, возможно, и позову, как когда-то Николая Девлет-Кильдеева или Сашу Дитковского. Если опять буду использовать трубу, то Сашу позову обязательно. Он лучший в мире трубач. А вот на концерте в «Крокус Сити Холле» появятся Сергей Мазаев, Валера Меладзе, Вова Пресняков, Александр Маршалл. Кстати, на следующий день после концерта, 8 ноября, я планирую устроить afterparty, посвященную моему юбилею. Пока я отмечала его только в узком семейном кругу. У меня вообще всегда так было. Поскольку день рождения 14 августа, то даже школьных друзей в этот день я никогда собрать не могла. Все на каникулах, в разъездах. И однажды мама после моих слез и расстройств устроила мне празднование дня рождения в октябре. Я была счастлива. Поняла, что и впредь можно так поступать.
— Среди выступающих гостей в «Крокусе» еще и Аркадий Арканов ожидается. Он тоже хороший певец?
— Он мой самый первый московский друг. Когда я только приехала в столицу, то оказалась в какой-то изоляции, что для меня — человека общительного — воспринималось несколько странно. Обычно я всегда легко знакомилась и заводила друзей. А тут получилось, как в мультике про крокодила, который стремился с кем-то подружиться и не мог никого найти. А Арканов, вот, нашелся первым. Сам ко мне подошел. Сказал, что ему нравится то, что я делаю. Пригласил к себе в дом, познакомил со своей семьей, что мне было тогда необходимо. Я вела этакий бомжеватый образ жизни. Скиталась, что называется, по приютам.
— У тебя возникали сомнения — акцентироваться ли публично на своей круглой дате или постараться ее завуалировать?
— Сначала хотела сделать нечто в духе антиюбилея. Но потом подумала: если в таком возрасте нормально чувствую и выгляжу — это в принципе круто. Хотя пришлось, конечно, над собой немного поработать. Женщины и мужчины по-разному воспринимают некоторые цифры, да и общественное мнение слегка поддавливает. Про 50-летних дам нередко говорят — это уже старая калоша. А я в некотором смысле превратилась в экспонат. На моих концертах некоторые сейчас удивляются: ей уже 50? Ни фига себе! Ну что ж — тоже приятно. К слову, в интернете, на разных ресурсах, в том числе в «Википедии» указано, что я 1958 года рождения. Господа, в 1958 году родилась Мадонна. Если меня путают с ней, не возражаю.
— Раньше тебя сравнивали с солисткой «Юритмикс» Энни Леннокс или солисткой «Роксет» Мари Фредрикссон.
— Сейчас уже, к сожалению, забыли о таких сравнениях. А в начале карьеры, честно признаюсь, я «косила» под Энни Леннокс. Она мне очень нравилась. Величайшая певица, с которой можно брать пример. Как себя вести, петь, выглядеть.
— Еще в первом твоем альбоме появлялся романс Вертинского «Ваши пальцы пахнут ладаном». Не думаешь сегодня обратиться к подобной форме, дабы органично чувствовать себя на сцене?
— Ну, песни Вертинского у нас не спел только ленивый. Мне хотелось бы сегодня не столько петь песни Александра Николаевича, сколько продолжить его традицию, стать некой женской вариацией Вертинского в наши дни. Вообще я чувствую с ним некую духовную близость. Он мог бы стать моим другом, братом, возлюбленным. И мне кажется, ему тоже понравилось бы то, что я делаю. Мы с ним на одной волне.
— Тебе тогда нужно привнести больше драматической надломленности, рефлексии в свои песни, а ты, напротив, выглядишь сейчас скорее озорной, задорной, оптимистичной.
— Да. Это парадокс. Вот в 18 лет я была полна трагизма, хотя ничего особо серьезного со мной не происходило. И наоборот, когда в моей жизни начали случаться вещи, которые действительно грозили оставить шрамы на моем нежном сердце, у меня появилось отношение к жизни веселое и фатальное, без надлома.
— Твой старший сын уже взрослый и давно живет не с тобой, в Канаде. Это тебя как-то царапает или у вас налажено нормальное общение?
— Общение налажено, хотя чувство вины у меня есть. И когда он был поменьше, то предъявлял мне претензии: «Как же ты, мама, уехала в другой город и оставила меня одного?». Я объясняла: «Представь, Васюшка, вот если бы у тебя был выбор: заниматься в жизни тем, чем ты хочешь больше всего, или отказаться от этого, но остаться рядом с любимой мамочкой, что бы ты сделал?». Он подумал и сказал: «Да, наверное, ты права». Это нас примирило. Но все равно, вспоминая его маленького, я, конечно, понимаю, что любви и нежности ему недодала. И сейчас я, кстати, решила вытащить его пожить в Москве, чтобы мы ощутили себя единым целым, чтобы мой младший сын побыл рядом со своим старшим братом. Ему не хватает такого общения.
— А проследовать в Канаду и там воссоединить своих детей ты не можешь?
— Нет, конечно. Я же тут востребована. А там что? Стать домохозяйкой? Этого я не смогу.