Легендарная британская группа The Stranglers выпустила первый за пять лет студийный альбом Giants. Эта работа не похожа на то, что мы привыкли ждать от группы: минималистский панк-арт-рок сильно разбавлен внешними влияниями — от танго до нового джаза. Однако лидер группы Жан-Жак Бурнел убедил корреспондента «Известий», что The Stranglers все те же — неумолимые и неостановимые.
— Ваш новый альбом мне показался настоящим альбомом Stranglers. Кто-то привычно назвал его «эклектичным». Вы-то с этим согласны?
— Как сказать... С одной стороны, нас действительно растащило в разные стороны по музыке, но если насчет саунда, то мы старались, чтобы он был нашим, тем, по которому нас знают и за который любят.
— Слушая Giants, я заметил в нем нечто общее с последним альбомом Madness — и он, и ваш релиз несут в себе британское начало. Это музыка, которую играют немолодые британцы, любящие свое дело.
— Ну так мы ведь и есть британская группа. Как вы правильно отметили, мы не так молоды, получили свою дозу славы сравнительно юными, и поэтому у нас есть возможность сегодня и быть максимально честными.
— Помните, вы играли в Таллине в 1991-м?
— О да, конечно.
— Было странное ощущение: казалось, что группа, которая, как я читал, стояла у колыбели панк-рока, никакого отношения к панк-року не имела.
— Обычная история. Дело в том, что сам термин «панк», я считаю, был сворован. В начале славных дел «панк» как музыкальный термин означал полную свободу, не более того. Это потом он стал ассоциироваться с чем-то вызывающим и непристойным. Поверьте мне — мы начали играть задолго до того, как слово «панк» появилось на страницах газет...
— С вашими политическими высказываниями тоже все было непросто: левые активисты считали, что вы правые, а правые — что вы левые.
— Просто у нас была собственная позиция, не зависящая от конъюнктуры, — и такой остается до сих пор. Собственно говоря, новый альбом как раз про это. Про фундаментальные, основополагающие вещи — и про маленьких людей с маленькими мозгами, которые только и знают, что воровать помаленьку, и про то, что все забыли о великих людях и великих идеях — их растащили мелкие политиканы по кусочкам и пытаются ими пользоваться в меру собственного понимания.
— Обложка у альбома, скажем прямо, не сильно аппетитная.
— Так и было задумано. Мы не малыши, чтоб бояться страшных картинок.
— Вашему барабанщику Джету Блэку перевалило за семьдесят…
— Да, и к сожалению, он нездоров вот уже много лет, но временами выбирается поиграть с нами, как встарь. К этому альбому он тоже руку приложил. Прекрасный человек и большой музыкант, мы очень его любим.
— Как считаете, каково ваше место на музыкальной карте сегодняшнего дня?
— Я что-то карты особо никакой не вижу, вот в чем штука. Мы то ли вне ее вообще, то ли у нас своя карта, мало кому понятная, кроме нас.
— Вы выступали против политики звукозаписывающих компаний, когда это было еще немодным, и в то же время имели успех в хит-парадах. Как это могло сочетаться?
— Я так думаю, что в то время было больше демократии, иначе это никак не объяснить. Так или иначе, мы в чарты попали не по прихоти лейбла, а по воле покупающих нас людей.
— На ваших концертах в Москве было много молодежи, вас это не удивляло?
— Это здорово, что на нас ходит молодежь, потому что ей еще не успели загадить мозги стереотипами и штампами. Конечно, наши фэны взрослеют вместе с нами, но молодежь, похоже, воспринимают нас иначе. Они говорят: «Нам нравится, что вы никем не притворяетесь. Нам нравится ваша честность». Лучшей похвалы не придумаешь!
— Вы слушаете музыку не как профессионал, а для удовольствия? Что именно?
— Спросите лучше, чего я не слушаю. Слушаю танго, классику, джаз, рок, даже современный — но он по большей части сливается для меня в нечто трудноразличимое.
— А что вы скажете о кризисе музыкальной индустрии, вызванном, как принято считать, интернетом и нелегальными скачиваниями?
— Мне кажется, истоки кризиса кроются в самом музыкальном бизнесе прежде всего. Он в какой-то момент зациклился на самом себе, не вкладывал средств в развитие артистов. Не заботился о долгосрочных вложениях, стремясь получить прибыль как можно быстрее, ну вот и получил так называемую реальность. Цифровую революцию воротилы проспали. А потом спохватились — но поезд ушел у них на глазах. Мне их не жалко, честное слово. Они развратили людей. Они приучили их к стремлению стать знаменитыми задолго до того, как ты получишь хоть какое-то право на это. Это разврат. Сегодня все кричат: «Цифровое пиратство убивает музыку», но это вранье: оно убивает только музыкальную индустрию, какой мы ее знаем. Музыку просто так не убьешь.