Ломоносов, говорил Пушкин, «сам был первым нашим университетом». И при этом: «уважаю в Ломоносове великого человека, но, конечно, не великого поэта».
Кажется, кураторы выставки «М.В. Ломоносов и елизаветинское время», открытой в Эрмитаже, взяли пушкинские слова в качестве незримого эпиграфа. Научная жизнь в эпоху Елизаветы Петровны представлена не скупясь, литературе уделено более скромное место. Императрица была лишена писательских амбиций, что тешили позднее Екатерину II.
Интересы Елизаветы выглядят простодушно: охота, забота о внешности, развлечения... Ей бы не империей управлять, а жизни радоваться. Спасала интуиция: Елизавета выделяла людей способных, видящих перспективу, и передоверяла им многие решения.
У Ломоносова оказался могущественный покровитель из фаворитов, граф Иван Шувалов. В Зимнем дворце показывают его портрет и портрет его кузена-реформатора, генерал-фельдмаршала Петра Шувалова, инициатора многих реформ. Благодаря Ивану Шувалову сбылась мечта Ломоносова: в Москве основали университет.
Связи между наукой и двором были тогда теснее, чем может показаться. Адъюнкт экспериментальной физики, Ломоносов пользовался инструментами из Кунсткамеры, куда передали личную коллекцию Петра I. Прицелам и буссолям (вид компаса), квадрантам и солнечным часам, телескопам и глобусам на выставке уделено почетное внимание.
Под конец жизни Ломоносов обзавелся собственной коллекцией инструментов. Выстроил на Мойке поместье с лабораторией и последние годы редко его покидал: здоровье не позволяло. Даже Екатерина, желая примириться с едва не уволенным ею академиком, лично навестила ученого.
Его огромные собрания распылились с течением лет. Книги оказались в Хельсинки, автографы скупали коллекционеры. В начале ХХ века Александр Бенуа нашел в имении Орловых Отрада коллекцию ломоносовских научных инструментов.
На выставке в Эрмитаже — почти 700 экспонатов. Им тесновато в Николаевском и прилегающем к нему залах. Такой массив живописи и тканей, книг и мозаик требует пространства и комментариев. Подробности можно найти в огромном каталоге (есть и краткая версия) и у экскурсоводов.
Живая речь не панацея: выставке не хватает концепции, современного взгляда на отношения первого ученого страны и ее властительницы, на странности вечного романа науки и власти. По отдельности портреты героев выглядят мастерскими, в диалог же они не вступают.
Даже юбилейной выставке не повредил бы аналитический подход. Эрмитаж без него обходится, беря количеством экспонатов. Табакерки, медали и панно из произведенного на заводе Ломоносова бисера и стекляруса (завод в Усть-Рудице закрыли после его смерти) красивы сами по себе. Но эстетика не так интересна истории, как возможность по-новому осмыслить связи между предметами, людьми и их деяниями.
Готово ли российское общество к юбилею Ломоносова? Вышло несколько книг, включая «Помощника царям» Юрия Нечипоренко с иллюстрациями Евгения Подколзина. Нового же научного исследования не появилось.
Это в Германии биография Ломоносова предлагает нестандартную трактовку взаимоотношений человека-университета и немецких ученых в Петербурге: издательство Peter Lang опубликовало увлекательный труд Петера Хофмана. Он показывает, что конфликты с немцами были не так важны, как их влияние на мышление и труды Ломоносова.
Выставка в Зимнем дворце посвящена елизаветинской эпохе, но ее энциклопедический охват предполагает развитие сюжета. Любопытна история восприятия Ломоносова в последующие века. Серебряный век им восхищался — интерес к XVIII столетию, разбуженный «Миром искусства», сказался неожиданным образом.
В 1920-е годы в программе дягилевских «Русских сезонов» появился балет Леонида Мясина «Ода» на музыку Николая Набокова, кузена будущего автора «Лолиты». Набоков вдохновился одой Ломоносова «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния». Композитор остался не очень доволен сценической версией своей оратории для большого смешанного хора, двух сольных голосов и оркестра, но это едва ли не лучший его музыкальный опус.
Набоковский балет — хороший аргумент в пользу ломоносовской поэзии. Если спустя полтора столетия она вдохновляет авангард, значит, дело стоящее. Пушкин ошибался.
Выставка открыта до 11 марта.