Дмитрий Набоков, единственный сын Владимира Набокова, скончался в клинике швейцарского города Монтре на 78-м году жизни.
Его последним обращением к российскому читателю стало предисловие к изданию неоконченного романа Владимира Набокова «Лаура и ее оригинал». Переведенное с английского предисловие начиналось с подробного рассказа о смерти отца.
- Смерть великого человека была, казалось, окружена смущенным молчанием, — огорченный этим фактом сын провел собственное расследование, превратившееся в небольшой рассказ, наполненный скорее грустными деталями, чем обвинениями.
Он припомнил и случай в Давосе, когда отец упал в горах и звал на помощь, а «проплывавшие над ним» в фуникулере туристы хохотали над «шуткой». И посетовал на «шмыгающую носом» медсестру, которая не закрыла вовремя больничное окно.
Набоковский фатализм подразумевал, во-первых, обязательное стремление к победе, а во-вторых, по возможности спокойное, но деловое исключение случайностей. Когда Владимир Набоков собирался сжечь черновик «Лолиты», рядом вовремя оказалась его верная жена Вера.
С черновиком «Лауры и ее оригинала», который Набоков завещал уничтожить, получилась более запутанная история. Но в конце концов после некоторых колебаний любимый сын тоже сохранил и издал этот безусловно нужный всем исследователям набоковского творчества текст.
Выпускник историко-литературного факультета Гарвардского университета, он стал оперным певцом. В 1961 году дебютировал в опере «Богема» Пуччини вместе с Лучано Паваротти. В молодости увлекался автогонками. Вслед за матерью, которая была настоящим хранителем наследия Владимира Набокова, Дмитрий продолжил дело перевода и книгоиздания.
Он демонстрировал то щедрость, то ревность. Помог в подготовке американского издания переписки Набокова и литературного критика Эдмунда Уилсона. А предположение, что тот же самый Уилсон помог переехавшему из Европы Набокову закрепиться именно как американскому писателю, вызывало его праведный гнев. Он постоянно обижался на литературоведов, а потом и на еще более безапелляционных журналистов, когда те не слишком уважительно, по его мнению, отзывались о классике-отце.
С российскими издателями он судился со всей американской строгостью, не делая никаких скидок не только на русскую безалаберность, но и на нашу верную любовь к папиному творчеству. Возможно, уходя, он все же успел заготовить нам какие-то подарки, будь то неизвестные тексты Владимира Набокова или его собственные новые воспоминания. Прямых наследников у Дмитрия Набокова не осталось.
Несмотря на бурную биографию, он все же остался для бывших соотечественников именно «писательским сыном». И не только потому, что внешне был очень похож на отца. Владимир Набоков, боготворивший свое «русское» сказочное детство, и сына как будто навсегда запечатлел на идеальной семейной картине: измученные эмигрантским бытом, но бесконечно любящие родители и маленький мальчик в странной для европейца длинной шубке.