Последняя премьера Большого театра кукол — «Екклесиаст» — являет собой отличный пример того, что есть во всем мире, но так недостает в наших чванливых пыльных театрах. В постановке главного режиссера театра Руслана Кудашова и хореографа Ирины Ляховской — страстное и самостийное высказывание, зрелость и свобода, но главное — универсальные исполнители, чей актерский организм в безупречной форме.
Спектакль особо ценен мудростью своей и экспрессией. Кудашов в ответе за первое, Ляховская — за второе. В азарт-ном тандеме у режиссера превалирует суровость и серьезность, у хореографа — ранимость и лиризм, из которых и рождается правда жизни со всеми вытекающими.
Ветхозаветная «суета сует» выражена в пластике: это экзистенция на стыке пантомимы, танца, этюдов и драматического ансамблевого существования на площадке. Спектакль абсолютно космополитичный, фестивальный, как на театре говорят. Вещь поэтическая, искренность сногсшибательная. Из текста первоисточника философию черпают горстями. В пластической версии Кудашова и Ляховской тоже есть, впрочем, некоторые вербальные вставки: звучат сегодняшние, вполне будничные фразы. Броуновское движение и танцевальные конструкции вдруг да и перемежаются выкриками или бормотанием, артисты то примутся напевать, то целую песню с жаром исполнят.
Шестнадцать человек, прошлогодние выпускники мастерской Руслана Кудашова, одеты легко, действуют широко и все па исполняют босиком (как же современная хореография — и не босиком?). Ребята трактуют на свой лад ветхозаветные — нет, не сюжеты и афоризмы, а способы мироощущения. Для этого герои возятся в песочнице, лепят куличики, бродят по пустыне, влюбляются, разочаровываются, совершают поступки, вязнут в быту, ссорятся и мирятся, разбрасывают и собирают камни: смелых и внятных метафор в этом спектакле-импровизации предостаточно, начиная с оформления.
Сцена покрыта специальным кварцевым песком. Он не пылит, в глаза не попадает, дышать не мешает: песчаная крошка чуть крупнее манки и приятна на ощупь. Из декораций — штанкет с лампочками, которые включают-выключают «на состояние». Из реквизита — обыгранные в танце доски, ткани да табуретки, на которых спят, с которыми танцуют, которыми дерутся и которые при желании в умелых руках могут заменить почти любой предмет.
Спектакль идет чуть меньше двух часов: вдохнуть и выдохнуть. Но если его еще сократить, будет действовать сильнее. Тем более что композиционная стройность, увы, перемежается с сумбурностью, а иной раз острая и мужественная мысль вдруг сбивается на девичью какую-то чувственность, приторную восторженность с тягучим наивом.
Проблемы обнаруживаются и с концовкой. Досадно, когда приходится считать потенциальные финалы, дескать, а вот мы еще так можем, вы гляньте, что мы еще придумали, ну правда же, мы молодцы?
Да вы прекрасны, спору нет. Но сказано же мудрым Соломоном: «Это тоже тщета и ловля ветра». И именно языком пластики можно высказаться звонко, оставаясь предельно лаконичным.