Культурный центр «Дом» в этот вечер наполовину был заполнен ударными инструментами — Ансамбль Пекарского справлял 35 лет творческой деятельности. А заодно и день рождение самого маэстро.
Всевозможные приспособления для издания звонов, шумов и тресков были спрятаны под вешалками и водрузились даже на рояле. По назначению благородный черный инструмент не использовали, хотя в меню вечера значилась композиция Георгия Дорохова «Piano (Disambigulation) exposition-vi для поверхности рояля и четырех исполнителей» (2011).
Ее исполнение — особый ритуал: музыканты залезают под инструмент и затем его, по выражению Пекарского, «щекочут». В этот вечер конструкция штатного «домовского» клавишного гиганта, к великому разочарованию публики, не позволила исполнить это диковинное сочинение.
Пекарский предварял каждую пьесу рассказом о композиторах и исполнителях. Из сыгранных в этот вечер пьес нельзя не отметить «Слышишь ли ты нас, Луиджи? Вот танец, который станцует для тебя обыкновенная деревянная трещотка» (1991), авторства неподражаемой Софии Губайдулиной.
Очень к месту, по-рождественски светло и ясно прозвучала «Таинственная Сага» (2011) Ивана Соколова. Название этой пьесы имеет несколько значений — от цитаты из Лермонтова, до расшифровки слова «Сага» как инициалов, а также первой и последней букв фамилии «Губайдулина».
Антракт стал частью действа, поскольку был посвящен перепланировке пространства. Весь ансамбль Пекарского — а с маэстро играют увлеченные молодые люди — бодро передвигал инструменты: колокольчики, литавры и огромные недовольно гудящие китайские барабаны.
Каждая композиция, исполняемая Ансамблем Пекарского, содержит элементы ритуала и театра. Самым запоминающимся стало произведение Винко Глобокара — «Corporel для ударника и его тела» (1985). Ярослав Шевченко исполнил ее на собственном теле — стуча, хлопая и издавая звуки, последовательно характеризующие рождение и смерть, удивление и страх.
Завершала концерт бурная губайдулинская «Юбиляция для четырех ударников» (1979), в которой квартет исполнителей использует почти два десятка инструментов. Пекарский, снявший щегольский шарф, повесил на шею связку колокольчиков, и гром литавр из разных концов зала зазвучал на пределе человеческих возможностей. Со сцены музыканты уходили под скрип сдувающихся воздушных шариков.