«Казанова не был бабником типа Стросс-Кана или Берлускони»

Легендарный искуситель проводил за письменным столом по 12 часов в сутки, утверждает биограф Филипп Соллерс
Юрий Коваленко,
Портрет Джакомо Казановы (фрагмент). Антон Рафаэль Менгс. 1760 г.

В Национальной библиотеке Франции (НБФ) открылась выставка «Казанова: жажда свободы», посвященная легендарному любовнику и авантюристу. В экспозиции впервые представлена его рукопись «Истории моей жизни», которая насчитывает 3700 страниц.

В прошлом году НБФ приобрела этот манускрипт за €7 млн у наследников немецкого издательства «Брокгауз». Иллюстрациями к жизни венецианца на выставке служат картины Гойи,Тьеполо, Гварди, Шардена, а также фильмы Фредерико Феллини и Этторе Скола.

Французы гордятся, что Казанова написал свои мемуары на языке Бальзака, которым безупречно владел.

— Иные видят в нем обыкновенного бабника типа Доминика Стросс-Кана или Сильвио Берлускони, — говорит известный писатель Филипп Соллерс, биограф Казановы. — Но он — один из величайших знатоков французского языка.

Литературным трудом Казанова занялся на закате своей жизни, когда в изгнании его одолела хандра. Работая библиотекарем у графа в Богемии, он, по совету врача, сел за письменный стол, за которым проводил по 12 часов в стуки. Ему было о чем рассказать.

Казанова добился успехов на разных поприщах: аббат, военный, скрипач, шпион, дипломат, литератор, алхимик и даже карточный шулер. Джакомо увлекался и наукой — от математики до медицины. По обвинению в причастности к оккультным силам инквизиторы бросили его в темницу венецианского Дворца дожей, из которой он бежал через потолок, вспоров полотно Веронезе.

— Казанова был человеком в высшей степени рафинированным и образованным, — рассказывает директор НБФ Брюно Расин. — Его проза ни в коей мере не утратила высокого градуса эротизма. В отличие от Дон Жуана, который был литературным персонажем, Казанова пылко любил женщин.

Правда, биографы отмечают, что в сексе никаких табу для него не существовало — этот герой не чурался ни инцеста, ни педофилии, ни однополой любви. Однако его донжуанский список, если верить биографам Казановы, насчитывает «всего» 132 имени. Среди них дочка русского крестьянина, которую он приобрел у отца за сто рублей.

Наиболее доступными, судя по его же табели о рангах, оказались служанки, проститутки, актрисы и танцовщицы. Казанова не делал различий между радостями плотскими и гастрономическими, которые составляли для него единое целое. «Занятие сексом подобно еде, а еда — сексу», — писал он в своих мемуарах.

Неутомимый путешественник, Казанова был вхож во многие европейские дворы. Его принимали Людовик XV и мадам Помпадур, Фридрих Прусский и римский папа Клемент XIII. Он встречался с Вольтером и Руссо.

Ему было 40, когда он приехал в Россию, где обзавелся высокими друзьями и покровителями. Однако его смелые прожекты не нашли отклика. В Петербурге ему не удалось «продать» проект проведения лотерей, которые к тому времени появились в Европе. Но он успел воздать должное прелестям россиянок: «Я нашел, что женщины в Москве красивей, чем в Петербурге. Обхождение их ласковое и весьма свободное… Что до еды, то она тут обильная, но не довольно лакомая».

«Историю...» называют энциклопедией европейской жизни XVIII столетия. «Так ярко, так образно рисует он характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен рассказ», — воздавал должное Казанове Достоевский, который в 1887 году написал предисловие к первому российскому изданию его мемуаров.