Феминистская «Преисподняя»

В высокобюджетном триллере Мартина Кулховена женщины борются за свои права по законам Дикого Запада
Сергей Уваров
Фото: предоставлено пресс-службой кинокомпании «Вольга»

В российский прокат выходит один из самых масштабных проектов европейского кинематографа 2016 года — «Преисподняя» голландского режиссера Мартина Кулховена. Лента, обошедшаяся создателям в 12 млн евро, представляла страну на Венецианском фестивале и привлекла широкое внимание — во многом благодаря голливудским звездам в главных ролях.

Впрочем, по сути это не фестивальное кино, а эпический триллер в антураже Дикого Запада. Из множества аналогичных фильмов его выделяет религиозный подтекст и феминистский месседж. Немая девушка Лиз (Дакота Фаннинг) живет в большом красивом доме со своим мужем и детьми. Семейная идиллия нарушается, когда в поселок приезжает новый пастырь (Гай Пирс). Впервые увидев преподобного, Лиз буквально сбегает от него. Но вскоре у одной из прихожанок прямо в церкви начинаются схватки, и Лиз приходится принимать роды. Младенец погибает, Лиз обвиняет преподобного в проклятии, а тот, наоборот, считает, что грех лежит на ней…

Интрига, кто же ведом дьяволом — девушка или священник, сохраняется недолго. Заодно и становится ясно, что никаких потусторонних сил здесь нет. Источник зла — человеческая природа, как ни пытайся закамуфлировать ее позывы религиозными идеями и объяснить цитатами из Библии. Собственно, вынесенная в заглавие «Преисподняя» — не что иное, как публичный дом, где жила Лиз до замужества.

Кулховен показывает быт борделя весьма пуританским, но мотив угнетенности женщин у него звучит во всеуслышание. На глазах главной героини вешают одну из работниц за то, что та застрелила душившего ее клиента. Другой девице хозяин отрезает язык — она покусала посетителя, требовавшего поцелуев вопреки неоднократным отказам...

В дальнейшем немота персонажей мало того, что играет важную сюжетную роль, но еще и имеет символическую нагрузку. В жестоком мире мужчин женщина обречена на молчание — до тех пор, пока она будет терпеть насилие. И лишь борьба за свои права, объединяющая поколения, может подарить голос слабому полу.

В финале фильма идея борьбы «по эстафете» становится уж слишком прямолинейной: Лиз боролась, поклявшись отомстить за мать, а годы спустя дочь главной героини обещает быть сильной, глядя на свою бегающую по лужайке дочурку. Не менее нарочито выглядят и религиозные аллюзии: без адского пламени не обошлось, и даже части фильма названы тематически: «Откровение», «Исход», «Бытие» и «Возмездие». Кстати, их порядок — не хронологический: как здесь не вспомнить «Омерзительную восьмерку» со схожим антуражем жестокого зимнего вестерна и ребусами с последовательностью сюжета?

Но если Тарантино снимал подчеркнуто мужское кино, где героиня, по сути, не отличалась от окружающих ее представителей сильного пола, то Кулховен делает ставку на иные образы. Фильм построен на контрасте между хрупким обликом Лиз и совсем не органичным для нее решительным поведением.

Лиз — не боец, скорее — миротворец. И когда в самом начале фильма ее муж хочет научить сына-подростка стрелять, она сопротивляется. Но, как выясняется, для отстаивания своих прав без оружия не обойтись. И адекватно ответить на насилие можно только насилием. Даже если творить его приходится нежными женскими руками...