«Надежда на сертификат, но еще большая надежда на возвращение» — часто приходится слышать от вынужденных переселенцев из курского приграничья, которые продолжают населять многочисленные пункты временного размещения в регионе — в них находятся около 4,5 тыс. человек. При этом люди понимают: в ближайшей перспективе вернуться на родную землю и наладить прежнюю жизнь вряд ли удастся — доступ в освобожденную зону закрыт, многие населенные пункты серьезно разрушены. Самый крупный ПВР располагается на окраине Курска в комплексе «Олимпиец» — в нем квартируют более 620 курян, из них 80 детей. Еще около 100 человек за минувший год покинули его стены и нашли новое пристанище. О том, что такое выбираться к своим через леса, каково это — быть вывезенным в Сумскую область, почему отрыв от земли беженцы воспринимают как главную потерю, — в материале «Известий».
Мозаика трагедии
Бывший детский оздоровительный лагерь. Сосны, чистый воздух. Беседки, спортивные площадки, цветники. На площадках играют дети, пережившие нападение ВСУ. В беседках сидят пожилые люди — все как будто застывшие в томительном ожидании. Между деревьями натянуты бельевые веревки. О питании особо заботиться не нужно (оно бесплатное, три раза в день), но кто-то жарит на мангале шашлык, кто-то чаевничает с соседями на террасе или балконе.
В центре лагеря — эстрада, летом сюда заезжали самые разные певцы, в том числе Лепс и Шаман. Сейчас выступления проходят в холле столовой: сегодня как раз концерт артистов Курской филармонии, будут представлены все жанры — советская эстрада, оперетта и народная песня. На здании администрации объявления, призывающие постояльцев пройти диспансеризацию, а также привиться от гриппа. Рядом медпункт: врачи и медсестры — сами беженцы, работавшие когда-то в Судже, теперь принимающие старых пациентов на новом месте.
Каждая история — как фрагмент мозаики, изображающей общую трагедию. Над клумбой склонилась Валентина Гриценко из Большесолдатского района. Говорит — не может сидеть сложа руки: поел-поспал — не жизнь. Дом у нее сгорел, муж умер несколько месяцев назад. Весной она ездила в родное село, попробовала «по привычке» засеять огород. Но поняла — опасно, не время. У нее трое сыновей, все трудятся механизаторами, 10 внуков и уже пять правнуков. «Самое печальное, что сразу столько людей оторвали от земли», — сокрушается она, объясняя, что именно на сельских людях держится Курский регион, большая семья — главная ценность для деревенских, и многие по сию пору стараются рожать много детей.
Наталья Винокурова — из Глушковского района, куда также заходил враг. Она выгуливает маленькую собачку и сообщает мне, что бежать решилась, когда ВСУ уже вошли в село. Выбирались вместе с соседями, шли ночью по лесу 15 км, над головой творилось светопреставление. К ним тогда прибились чужие собаки, так и двигались — целым скопом. На днях Наталья получила сертификат, дождалась. «Грустно уезжать даже. Прижилась», — улыбается и вздыхает она.
От бати и от мамы
56-летняя Татьяна Николаевна Тарасенко пережила нападение и вывоз в Сумскую область. Сейчас живет в комнатке вместе с мужем. Передвигается с палочкой и почти не выходит наружу: третий этаж, трудно спускаться. На плечах ее уютная теплая кофта — «от бати». На стуле — жилетка, «от мамы». Под рукой — металлический костыль, тоже отцовский, опять же память и поддержка. В день нападения в своей квартирке в приграничном селе Гуево она осталась одна. Дочка с внуками и сын находились в Судже. Муж за день до того уехал на смену в Льговский район, на стройку.
— Шестого августа я поговорила в последний раз с сыном по телефону, он успел вывезти из Суджи сестру с детьми. Хотел приехать за мной, но я запретила: «Даже не вздумай!» Трасса уже полыхала, — вспоминает Татьяна Николаевна. — На следующий день к нам зашли ВСУ. Картина такая — едут на бронемашинах, машут руками. Седьмого вывесили флаг над проходной завода и над сельским клубом.
С первых дней женщина стала вести дневник — скрупулезно записывать главное за сутки, эту хронику можно назвать уникальным историческим документом, она вела его 317 дней, вплоть до освобождения из плена, набралось две пухлые школьные тетрадки.
«В 3:10 началась атака ВСУ, — читает, надев очки, Татьяна. — Нет света и воды. Никто не работает. 7 августа: соседи Сергей Павлович и Гриша уехали на грузовике — «Камазе». Бросили его на берегу и переправились на лодке на тот берег… Вечером соседка Лена уехала на велосипеде вниз к родителям корову доить. Так и не вернулась . 19 августа: вчера весь день грохотало, а в 21:10 совсем сильно. И всю ночь, и утро. На часах 11:50 — продолжается, со всех сторон. Вчера окопники опять в гаражи лазили».
В заложниках
В Гуево Татьяна прожила 130 дней, до самых холодов. Потом ее перевезли в Суджу, поселили в здании интерната. Второго февраля отправили в Сумы («Ночью везли на броне, две пересадки, в 6 утра прибыли» — следует из дневника), там она провела еще 137 дней.
— Разместили нас на втором этаже бывшей физиотерапевтической клиники, — вспоминает она. — 107 человек. Расселили по комнатам. Водили на допросы. Относились в целом по-человечески, хотя все понимали, мы — в заложниках.
Новость о ее грядущем освобождении пришла 18 июня. Накануне вечером сообщили: «Завтра быть готовыми в 4:30 утра». На обмен отправили ее и другую суджанку — Любовь Романец.
Днем были в Белоруссии. Перелет до Москвы, и следующей ночью — Курск. Когда Татьяну привезли в ПВР, ей сказали: «А вас тут ждут!» В беседке ее ждал муж Леня, он первым прибыл встретить вернувшуюся из плена супругу.
На своих двоих
Любовь Николаевна Романец квартирует в маленьком одноэтажном домике на несколько комнат. Ходит тоже с трудом — во время оккупации пережила два инсульта, и без всякой врачебной помощи, без таблеток. «Еще хорошо, что встала на ноги, — говорит она. — Мне прогнозировали, что прикована к постели буду. А я себе цель поставила встретить детей на своих двоих!»
Собеседница моя из села Михайловка работала уборщицей в магазине «Пятерочка» в Судже. Во время нападения с мужем Сергеем они долго не могли взять в толк — кто эти люди с синими повязками? В первые же дни их обоих после обстрела завалило в подвале, откапывались два часа. Как выбрались — пошли до следующего двора, там нашли пристанище. Его тоже тряхануло — снова дальше. Под землей таким образом жили до декабря.
Далее история перекликается с той, что пережила Татьяна Тарасенко и десятки других несчастных. Интернат — выезд на Украину. Там же стала потихоньку подниматься с кровати, ходить. Вывезенным курянам выделили для прогулок хоздвор больницы (чтобы не пересекались с местными эвакуированными), пробовала выбираться и туда. В июне ее и соседку Таню отправили на обмен. Мужа Сергея оставили в Сумах: радость перемешалась с горечью.
По словам Любы, когда она ступила на белорусскую землю — поняла, что дома! В Москве их встретили помощники Татьяны Москальковой и практически сразу повезли транзитом на микроавтобусах в Курск. Где ее уже ждали дочки.
— Исполнила мечту, — говорит, утирая слезы, Любовь Николаевна.
В октябре во время очередного обмена пленными в Курскую область вернулся ее муж Сергей.