Музыкальное сообщество отмечает столетие со дня рождения народного артиста СССР Эмиля Гилельса. Серию юбилейных концертов памяти маэстро открыл один из самых востребованных современных пианистов Борис Березовский. Корреспондент «Известий» встретился с артистом накануне выступления.
— Что для вас творчество Эмиля Гилельса?
— Он изменил музыкальный мир. Перевернул представления о пианизме, оказал огромное влияние на многих артистов. Его очень уважали и любили и профессиональные музыканты, и слушатели.
— В чем секрет его притягательности? Дело в музыкальном таланте или каких-то свойствах личности?
— Это был прежде всего очень честный музыкант. Он помогал очень многим и при этом вел себя довольно скромно. Возможно, поэтому и не был суперзвездой или супергероем. Музыка — это шоу-бизнес, и здесь скромность — недостаток.
— А Рихтера вы можете назвать суперзвездой?
— Ну вот, начинается… Мировая табель о рангах, номер один, номер два… Эта система губит классическую музыку. И Рихтер, и Гилельс стали ее жертвами. Самое страшное, что многим людям без такой системы сложно разобраться: им нужны указания — кто лучше. Мир же разнообразен и интересен сам по себе. Нет смысла сужать его до размеров таблицы.
— Вы не раз говорили, что пианистов по звуку не отличить…
— Кроме если только Гленна Гульда, у него особенная манера. Остальных — сложно.
— То есть если закрыть глаза на вашем концерте, может показаться, что играет Гилельс?
— Абсолютно. Тем более у нас похожие манеры. Потрясающая техника, благородный звук, умение вести музыкальную фразу (смеется).
— Но существуют же еще разные интерпретации.
— Между ними нет и не может быть большой разницы. Композитор ведь всё пишет в нотах, мы лишь следуем его указаниям. Уберем лишнее, весь этот фальшивый налет гениальных интерпретаций, и останется просто хорошее исполнение.
— А музыкальное произведение тогда не превратится в музейный экспонат? Если каждый раз играть одно и то же…
— Нет, потому что есть импровизация. Я, например, всегда импровизирую на сцене. Более широкое дыхание, туше… Именно сиюминутность приводит публику в зал. Почему провалилась звукозаписывающая индустрия? Из-за исполнительского эгоизма. Некоторые десятки раз записывают одни и те же произведения. Один пианист, например, пять раз переписал все сонаты Бетховена. Кому это надо?
— Зрителям. Разве нет?
— Есть живой концерт. Люди пришли, послушали, замечательно. Хорошо сыграл — тем лучше.
— В чем тогда смысл творчества?
— В красоте. И сиюминутности.
— У вас определенный стиль, сложившийся репертуар. Такие представления не мешают исполнительской свободе? Вы можете, например, выйти и сыграть джазовую музыку?
— Да, недавно, кстати, играл Гершвина. Мне вроде бы удалось выбраться из подобных стереотипов. Могу играть всё, что захочу. С другой стороны, радикалом меня тоже не назовешь. Не буду, например, давать концерт целиком из произведений современных академических композиторов. У меня их просто нет в репертуаре. А если б даже и были, не стал бы. Зрители хотят слышать популярную музыку. Концерт — это не лекция, а шоу.
— Вы участвовали в жюри прошлогоднего конкурса имени Чайковского. Каковы впечатления?
— Было любопытно наблюдать за конкурсными обсуждениями. Личные симпатии, подводные течения, кто кого любит, кто не очень... Поразило, что у профессиональных музыкантов может быть такой разный взгляд. Мы яростно спорили насчет каждого участника — до драки, конечно, не доходило, но было близко.
— Есть, наверное, какие-то общие критерии…
— Да, есть объективные вещи: техника, качество звука. Но как судить, чья интерпретация лучше? Это же абсолютно индивидуальные предпочтения.
— Вы провели этим летом фестиваль-конкурс «Музыка Земли», посвященный фольклору. Как всё прошло?
— Замечательно. Пришло около 300 заявок, мы тщательно отбирали участников. Приятно видеть, что фестиваль находит отклик у слушателей. Мне самому такие вещи очень интересны. В ближайших планах — Санкт-Петербург. Повезем фестиваль в ноябре в Мариинку.
— Программа не изменилось?
— Стало больше шоу. Мы пригласили много аутентичных исполнителей, фольклорных групп, которые работают в джазовом стиле, даже рок-музыкантов. Плюс классика, конечно.
— Знаю, что пользуетесь социальными сетями. Могут ли они помочь продвижению неизвестных музыкантов?
— Вполне. Правда, это немножко бои без правил. Но почему нет?
— Напряженная политическая ситуация накладывает отпечаток на музыкальный мир?
— Слава Богу, нас это не затрагивает. Мы можем заниматься любимым делом. Музыкант — это всё-таки гражданин мира.