Ушел Павел Хомский — «самый интеллигентный человек нашего времени»

Друзья и коллеги вспоминают руководителя Театра Моссовета
Евгения Коробкова
Фото: пресс-служба театра имени Моссовета

На 92-м году жизни умер легендарный худрук Театра имени Моссовета Павел Хомский. Судьба Хомского неразрывно связана с этим театром. В 1985 году он стал главным режиссером, а в 2000-м — художественным руководителем.

Удивительно, что фамилия Хомский ассоциируется с лингвистом Ноамом Хомским, о котором наслышаны даже те, кто не читал ни одной работы лингвиста. При этом, прекрасно зная главную работу Павла Хомского — рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда», не каждый сможет с ходу назвать фамилию режиссера. Детище Хомского, первая в союзе рок-опера — это больше, чем спектакль, больше, чем музейный экспонат. На сцене Театра Моссовета она идет уже более 30 лет и сыграна больше тысячи раз.

Идею спектакля Хомский почерпнул с бродвейского мюзикла. Еще в 1970-е загорелся идеей ставить спектакль. Однако задумку не оценили власти, популярно объяснив режиссеру, что он занимается пропагандой буржуазного искусства. Идею удалось воплотить в 1990-е. Это не была калька с мюзикла: Хомский придумал новые эпизоды, укрепив структуру произведения. С другими актерами опера идет до сих пор.

— Пробоваться в оперу меня позвал Александр Домогаров, — говорит актер Глеб Матвейчук. — Я пробовался на роль Иуды, но Павел Осипович разглядел во мне другого персонажа, прямо противоположного. Он умел видеть в актерах то, что они сами о себе не знали. К слову, прежде чем предложить роль Домогарову, он пересмотрел даже его сериальные роли, чтобы знать, от каких клише избавляться.

Впрочем, сам Хомский не считал свой знаменитый спектакль чем-то сверхъестественным. Когда его спрашивали, отвечал, что лучшая его работа — это инсценировка романа «Тиль Уленшпигель», поставленная еще в рижском театре.

— Лучше я еще не сделал, а повторить уже невозможно, — сожалел он.

Страстный книгочей, Хомский верил, что сохранять хорошую форму в преклонные девяносто ему позволяет именно чтение. Как и его великий однофамилец-лингвист, Хомский говорил, что художественная литература двигала вперед его воображение и ум, не давала расслабиться телу. Да и спектакли он предпочитал ставить по мотивам литературных произведений.

— Он был продолжателем и носителем традиций театра и, когда работал с нами, всегда приводил в пример цитаты Веры Марецкой, Любови Орловой, Фаины Раневской. Его всегда было интересно слушать. Он имел в арсенале массу поучительных историй, не анекдотов, чтобы посмеяться, а притч, чтобы научить, — говорит Глеб Матвейчук.

Он называл Москву самым любимым городом на земле. Малую Бронную, где он родился, — своей улицей. Любимым театром — Государственный еврейский театр, «потому что его видно из окна моей улицы».

Представитель старой интеллигенции, Хомский удивлял. Тем, что никогда не кричал на актеров, не швырялся стульями, не давал волю эмоциям. Тем, что был противником режиссерского театра, полагая, что главное на сцене — это актер. Тем, что, приняв театр из рук великих, сумел сохранить трупу и избежать конфликтов. Тем, что не брал на себя миссию учителя, да и вообще не старался учить.

— Вообще-то, театр — не учитель жизни. Он должен не отвечать на вопрос, как жить, а задавать вопросы, как ты живешь, — говорил режиссер.

На вопрос, как он живет, Хомский отвечал неизменно:

— Я живу счастливо.

Николай Дупак, легендарный директор Театра на Таганке:

— Паша, Паша, дорогой Паша. Что же так рано, ты был моложе меня. Вы не представляете, это же мой ученик, Пашенька. Когда-то мы организовали студию в Театре Станиславского, туда ходил и Паша, и Никита Михалков. Мы поставили спектакль «Трус». Они играли бандитов, а я — милиционера.

Очень, очень неконфликтный, он учил актеров заботиться друг о друге, о театре. Он делал всё удивительно интеллигентно. Я не знаю другого такого интеллигентного худрука. Он принял театр из рук великих и ни на секунду не уронил величие Театра Моссовета.