Художники? Экспериментаторы? Революционеры? Женщины! Выставка ГМИИ им. А.С. Пушкина «Подруги. К юбилею Варвары Степановой» посвящена четырем ярким фигурам русского авангарда: самой Степановой, а также Ольге Розановой, Любови Поповой и Александре Экстер. Сотни рисунков, эскизов костюмов, текстильных орнаментов и прочих произведений самых разных жанров позволяют проследить эволюцию отечественного искусства от авангарда 1910-х до конструктивизма 1920-х через творчество выдающихся представительниц прекрасного пола. «Известия» в числе первых оценили женский взгляд.
Не амазонки
Нет ни одной другой эпохи в российском искусстве со столь большой ролью женщин. В 1910–1920-х они были на передовой арт-процесса не только как спутницы великих мужчин (Степанова — супруга Александра Родченко, Розанова — возлюбленная Алексея Крученых), но и как самостоятельные фигуры, открывавшие новые арт-горизонты. С легкой руки их современника Бенедикта Лифшица, а затем — исследователей и кураторов, подхвативших эффектный ярлык, к художницам приклеилось определение «амазонки русского авангарда». Окончательно закрепилось оно на рубеже 1990-х и 2000-х благодаря сенсационной выставке Amazons of the Avant-Garde Фонда Гуггенхайма, которая показывалась в том числе и в России.
Новая экспозиция Пушкинского музея лишь на первый взгляд продолжает этот сюжет (впрочем, сознательно оставляя за кадром Наталию Гончарову, эмигрировавшую до революции). На самом деле, вместо воинственных амазонок нам показывают героинь, которым вовсе не чуждо традиционно женское: они с увлечением придумывают сумочки и платья, создают орнаменты для производства тканей, наконец, просто дружат и помогают своим великим мужчинам. Всё это не отменяет огромной роли, которую они сыграли в развитии даже не отдельных видов искусства, но эстетики государства в целом. Идя от зала к залу, мы видим, как свободная геометрическая абстракция в их творчестве сменяется строгой функциональностью конструктивизма, а затем краски уступают место фотомонтажу. Во многом именно усилиями представительниц слабого пола формируется стиль раннесоветской эпохи.
От картины до вышивки
Экспозиция открывается символичной степановской гуашью «Шесть фигур» (1919). Как минимум половина персонажей здесь — женщины. И в контексте темы это читается как изображение самих подруг. Ну а размещенная по соседству картина того же автора и вовсе названа «Автопортрет», хотя в карикатурно-геометрических, нарочито суровых чертах лица никак нельзя узнать веселую девушку, известную нам по фотографиям Родченко, а также по совместным снимкам пары.
Вообще живописи Степановой на выставке не так-то и много. Помимо упомянутого автопортрета это «Две фигуры» (1920), «Фигура. Мужик» (1921) и «Женская фигура» (1920) — во всех этих вещах художница собирает силуэты из треугольников, трапеций и кругов, экспериментируя с их соотношениями в пространстве холста, с цветом элементов, даже с фактурой поверхности, то гладкой, то пастозно-шершавой. В отличие от своего мужа, в конце 1910-х предложившего радикально-беспредметные образы и зашедшего в чем-то даже дальше, чем Малевич, Степанова все-таки не разрывает с фигуративностью.
И совсем скоро окажется, что создание образов людей новой формации ей интереснее, чем чистый визуальный поиск. Степанова придумывает костюмы для спектакля Мейерхольда «Смерть Тарелкина» (красноречиво обозначая себя на афише как «конструктор», а не «художник»), создает проекты повседневной одежды и, наконец, вместе с Любовью Поповой разрабатывает орнаменты для фабрики ситца. На выставке можно увидеть как сами эскизы, так и оригинальные готовые ткани, и изделия-реконструкции.
Впрочем, эта сторона творчества обеих «амазонок» как раз хорошо известна. А вот о том, что и Ольга Розанова активно создавала рисунки для вышивок, эскизы модных платьев, знают далеко не все. На выставке представлено вполне традиционное изображение женщины в юбке, блузе и экстравагантном головном уборе, выполненное Розановой в середине 1910-х, то есть как раз тогда, когда она делала самые радикальные свои работы — например, цветные коллажи для рукописных книг Крученых. Карандашная работа соседствует с наброском сумочки, решенным уже в духе супрематизма и датированным 1918-м, то есть годом смерти Розановой.
Модный разговор
Порой кажется, что ГМИИ нарочно акцентирует гендерные темы. Вот манекены в нарядах-реконструкциях, застывшее модное дефиле; а вот фэшн-журналы тех лет — роскошный альбом 1926 года «Искусство в быту: 36 таблиц. Игрушка. Одежда. Изба-читальня. Клуб, театр», изданный «Известиями», содержит выкройки спортивных костюмов и платьев из сурового полотна (какая эпоха, такое и полотно). В оптике феминизма такой подход может расцениваться неоднозначно. Но в этом-то и прелесть: да, взгляд и творческие устремления женщин могут быть иными, чем у мужчин. Что не отменяет их таланта.
Еще одна героиня экспозиции — Александра Экстер — представлена несколько скромнее, чем Степанова, Попова и Розанова. Но всё же здесь есть и пара картин, и эскизы декораций ее кисти. Она, кстати, тоже работала над текстильными орнаментами, с готовностью занималась декоративно-прикладным искусством, а в 1923-м даже оформила павильон «Известий ЦИК и ВЦИК СССР» на Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке (прообраз ВДНХ). От радикального прорыва в беспредметность, умозрительных эстетических концепций художники (и художницы) авангарда пришли к культу утилитарности. Увы, Розанова до этого момента вовсе не дожила, а Попова успела сделать лишь первые шаги в конструктивизме, покинув этот мир в 1924-м. Примерно тогда же Экстер уехала в Италию, так и не вернувшись потом в СССР.
Из «старой гвардии» осталась только Степанова. И — с головой погрузилась в новое дело: фотомонтаж, оформление книг. И здесь у нее появились новые коллеги-подруги — режиссер и монтажер Эсфирь Шуб, график и дизайнер Анастасия Ахтырко, фотохудожник Елизавета Игнатович, представительницы уже следующего поколения. В каком-то смысле они приняли эстафету у Степановой. Выставка ГМИИ наглядно демонстрирует это влияние и в то же время напоминает об индивидуальности каждой из перечисленных фигур.
Их, к слову, «амазонками» никто и не называл. Но и эпоха авангарда к концу 1920-х исчерпала. А женский взгляд — остался и не потерял своего обаяния по сей день.