Российские музыканты и русская музыка по-прежнему востребованы в Южной Америке. Но главное культурное направление на ближайшее десятилетие — Китай. И нам необходимо вернуться к советской традиции, когда почти в каждой семье было фортепиано. Об этом «Известиям» рассказал победитель Конкурса имени Чайковского пианист Сергей Давыдченко сразу после возвращения из Бразилии и завершения масштабного проекта — записи всех концертов Прокофьева в Казани.
«О негативе в отношении русской музыки не может быть и речи»
— Вы только что вернулись с гастролей, которые проходили в Бразилии. Можете ли рассказать, в каких городах выступали и что играли?
— У нас было три концерта. Два в Рио-де-Жанейро, а третий — в том же штате, но в другом городе, Нова Фрибурго. Программа самая разнообразная: концерт с оркестром Рахманинова, произведения для фортепиано соло и романсы Рахманинова и Чайковского (вокальную партию пела Зинаида Царенко, обладательница Гран-при последнего Конкурса имени Чайковского), цикл «Картинки с выставки» Мусоргского. В камерном амплуа я тоже смог себя проявить: вместе со скрипачом Даниилом Коганом мы играли музыку Чайковского, Сен-Санса и даже Шнитке.
— Практически все, кого вы перечислили (кроме Сен-Санса), — русские композиторы. Как публика принимала эту музыку?
— Бразильская публика теплая, энергичная и, я бы сказал, динамичная. Везде мы срывали овации. Слушатели не скупились на аплодисменты.
— Вы упомянули концерт Рахманинова. А какой оркестр играл с вами его и кто дирижировал?
— Дирижером был наш маэстро Денис Власенко, который сейчас руководит филармоническим оркестром в Самаре. А коллектив местный, из города Барра Манса. Это тоже штат Рио.
— И как вам работа с бразильскими музыкантами?
— Да всё нормально! Есть, конечно, нюансы с пониманием русской музыки: всё-таки нашим исполнителям ее легче играть, чем зарубежным. Но общие впечатления положительные.
— Не было ли в южноамериканской прессе нападок на вас и ваших коллег как на представителей России, а также на русскую музыку? Может, вы сталкивались с какими-то активистами, которые пытались сорвать концерты?
— Ничего такого! И, как я уже сказал, публика принимала нас прекрасно. О каком-либо негативе в отношении русской музыки не может быть и речи!
— Планируются ли у вас новые зарубежные гастроли? Может быть, хотите снова выступить в Южной Америке?
— Хочу, но пока никакой конкретики нет. Однако в целом у меня достаточно интенсивные зарубежные гастроли. В мае мы с Российским национальным молодежным симфоническим оркестром ездили в Харбин, когда там проходило российско-китайское «Экспо-2024». Туда же приезжал и наш президент, так что у нас получился очень своевременный тур. И там я тоже играл русскую музыку: Концерт Чайковского. В Китай планирую вернуться в сентябре и, возможно, в ноябре. А в октябре буду выступать в Болгарии — мы пока на стадии переговоров, но я уже жду документы для получения визы.
— Да, действительно, нельзя сказать, что ваша гастрольная деятельность ограничивается Россией и ближним зарубежьем.
— Конечно, поездок за границу хватает. Но вообще странно говорить о том, что концертная жизнь, как вы выразились, «ограничивается Россией». У нас необъятная страна, по которой можно ездить и ездить. Какое там «ограничение»! Россия настолько разная! Каждый уголок уникален. Байкал, Сахалин, Карелия... Недавно выступал в Петрозаводске, около Онежского озера. Сильнейшие впечатления! Я бы сказал, что гастролировать по России — самое интересное.
— И всё же нельзя не признать, что и вы, и ваши коллеги в последнее время всё чаще ездите в Китай. Можно ли сказать, что эта страна стала приоритетным гастрольным направлением для российских музыкантов сейчас?
— Полагаю, на ближайшее десятилетие — да, это наш самый мощный культурный партнер. С Китаем налаживаются активные связи. И надеюсь, мы из этих связей извлечем такую же большую пользу, как и Китай.
«За год я дал 100 концертов»
— Существует мнение, что победитель Конкурса имени Чайковского выбирается не только по своим чисто музыкантским качествам, но и во многом исходя из трудоспособности, готовности много играть — чтобы художественный руководитель смотра Валерий Гергиев потом смог с ним активно гастролировать. Можете ли подтвердить или опровергнуть?
— С Валерием Абисаловичем мы с момента конкурса играли неоднократно, и для меня выступать с ним — всегда большая честь. Например, в конце декабря в Мариинском театре был фестиваль «Лики современного пианизма», и я там принимал участие в пяти из 12 программ. Почти в половине! Мы исполняли с маэстро все фортепианные концерты Прокофьева. Сейчас, правда, ситуация немного изменилась в связи с тем, что Гергиев возглавил Большой театр, и его загруженность дополнительно возросла. Но я очень жду и надеюсь, что у меня получится поработать с Валерием Абисаловичем еще не раз.
— Сколько примерно у вас концертов в год?
— Могу даже точно сказать: после конкурса, то есть как раз за год, я дал 100 концертов.
— Не было ли усталости от количества выступлений, не появлялось желания сократить график?
— Это же моя профессия. Зачем сокращать? После Конкурса Чайковского можно и нужно заниматься активной концертной деятельностью.
— Вы упомянули, что зимой сыграли с Гергиевым и оркестром Мариинского театра все фортепианные концерты Прокофьева. А совсем недавно вы их же записали уже для студийного релиза — но с другим коллективом и дирижером: Государственным академическим симфоническим оркестром Республики Татарстан и его худруком Александром Сладковским. Какие у вас впечатления от работы и чем отличается интерпретация двух маэстро и их подопечных?
— У меня совершенно замечательное впечатление от работы с ГАСО РТ и Александром Витальевичем. И с ним, как и с Гергиевым, играть — огромная честь. Оба этих дирижера очень любят музыку Прокофьева, прекрасно ее понимают и интерпретируют. И я тоже ее люблю. Оркестры, естественно, совершенно разные, и звучат по-разному. Только как объяснить словами, в чем эта разница — я не знаю. Это всё на каком-то интуитивном уровне.
— Записать пять сложнейших концертов Прокофьева — непростая задача. Сколько времени занял весь процесс?
— ГАСО РТ под чутким руководством Александра Витальевича — настоящие профессионалы своего дела. Некоторые эпизоды писались по несколько раз, но невероятная стойкость оркестрантов и их фанатичная преданность музыке позволили нам сделать запись в рекордные сроки — за три дня.
— На каком лейбле должны выйти записи? Будут ли они доступны за рубежом?
— Насколько я знаю, они выйдут на собственном лейбле оркестра — Tatarstan Symphony. Ну и через стриминги их, наверное, можно будет послушать во всём мире.
— Прошлый большой релиз лейбла — симфонические опусы Рахманинова — вышел не только в цифровой версии, но и на виниле. Планируется ли с прокофьевскими концертами повторить этот опыт?
— Это вопрос, скорее, к руководству лейбла. Но, если запись появится на пластинке, я только за. Сейчас в принципе очевидна тенденция возвращения винила, чему можно порадоваться, поскольку этот формат обеспечивает особенно высокое качество звука. Ну а для меня тема пластинок связана еще с детскими и юношескими впечатлениями. Когда я учился в музыкальном колледже в Минеральных Водах, то посещал там фонотеку, где впервые и столкнулся с проигрывателем. Это были невероятные эмоции!
— Сейчас у вас есть свой проигрыватель?
— Пока нет. Но, если выйдет наша пластинка с концертами Прокофьева, обязательно куплю. Когда еще я себя послушаю на виниле (смеется)!
«В Китае практически в каждой семье есть музыкальный инструмент»
— Важная тема, о которой в последнее время много говорят, — что у нас происходит с музыкальными инструментами. Из-за санкций покупать их стало сложнее, ремонтировать — тоже. Опираясь на ваш гастрольный опыт, как вы могли бы оценить нынешнюю ситуацию с роялями в регионах?
— Везде по-разному. В городах-миллионниках, как правило, никаких проблем нет. В менее крупных населенных пунктах порой не всё так гладко. Хотя, опять-таки, город городу рознь. Недавно я был на Сахалине, и там я увидел практически новый замечательный инструмент Steinway&Sons. А в Хабаровске, расположенном не так уж далеко — уже похуже. Но, в целом, я бы сказал, что ситуация хорошая.
— Тем не менее всё чаще слышно мнение, что нам остро нужно импортозамещение в этой сфере. Согласны?
— Считаю, что российское фортепианостроение должно как минимум покрывать потребности для занятий в классах музыкальных школ и колледжей, то есть в заведениях начального и средне-специального звена. Насчет консерваторий — более сложный вопрос, там всё-таки требуются уже высококлассные инструменты, а делать их массово — задача непростая.
— Раз мы затронули тему музыкального образования, не могу не спросить опять про Китай. Мы видим, что всё чаще и чаще их исполнители побеждают на международных конкурсах. С чем связан феномен китайского пианизма сегодня?
— Денис Леонидович Мацуев в одном интервью, говоря о китайском начальном образовании, сказал, что в Китае практически в каждой семье есть музыкальный инструмент. Отсюда и результат. Это просто кадровая машина. И, конечно, наша задача в том, чтобы у нас стало не хуже. В свое время так было в Советском Союзе. Но потом ситуация сильно изменилась. Собственно, это как раз к вопросу об инструментах: популяризация начального музыкального образования создаст спрос для российских фортепиано, и индустрии будет проще развиваться.
— Чем, на ваш взгляд, китайский пианизм отличается от российского?
— Всем. Но прежде всего, это звук. У нас главное — не виртуозность как таковая, с которой у китайских музыкантов всё прекрасно, а именно выразительность звучания. И чувство, в нем выраженное.