85-летие Владимира Высоцкого — какая-то странная, умозрительная дата; рано еще ставить новые памятники и называть его именем улицы, поздно уже сожалеть о том, что его нет с нами. Те, кто стоял около театра на Таганке в июле 1980-го, сами немолоды, а многих уже и не стало, да и театров уже давно два. Но все еще звучат его песни, над которыми, кажется, хронология не имеет никакой силы и власти. 25 января, в день рождения Владимира Высоцкого, «Известия» вспоминают любимого певца и актера миллионов.
Удивительно, но Высоцкий не становится символом иных времен и не исчезает в прошлом вместе с ними; над ним как-то не тянет подсмеиваться, да и под рубрику «ретро» его не подведешь: он остается актуальным и важным для страны спустя 42 года после своей смерти.
Один такой
Прежде всего — Высоцкий абсолютно уникален. Он чужд любому жанру, любому групповому объединению. Его не поставить в ряд кспшников; с русским шансоном выйдет то же самое. При том, что попытки поставить его то на одну, то на другую полку предпринимаются регулярно, к Высоцкому не липнет. Если ему и подходит какое-то определение, то разве что «бард» — причем в изначальном, кельтском смысле этого слова. Недаром композитор Альфред Шнитке, написавший музыку к легендарному таганковскому спектаклю «Владимир Высоцкий», говорил о том, что песни его «обладают определенной независимостью от штампа этого жанра», имея в виду все то, что мы называем «авторской песней».
Фактически, конечно, он был первой и, наверное, до сих пор главной русской рок-звездой — в отсутствие рока как ярко выраженного жанра. Вспоминается реплика одного из участников очень популярной в первой половине 70-х московской группы «Сокол», с которой Владимир Семенович несколько раз делил концерты: «ничего общего у нас не было, он закончил — мы начали». Единственное свидетельство об интересе Высоцкого к рок-н-роллу — воспоминание Марины Влади о совместно посещенном концерте прогрессив-группы Emerson, Lake & Palmer в Монреале в августе 1977 года.
Однако и там Высоцкий выступает лишь в роли зрителя, зараженного общим энтузиазмом публики. Подпевая ELP, он ничуть не ассоциирует себя с троицей на сцене. При этом все его поведение соответствует канонам рока: яркость, лица необщее выраженье, независимость в суждениях, женское внимание, регулярное нарушение правил — вплоть до роскошных лимузинов (в случае Высоцкого — обыкновенного «мерседеса», но что такое в Москве 70-х обыкновенный «мерседес»?) и главного рок-н-ролльного порока. И, конечно же, песен, вот только песен совершенно иного, собственного жанра.
Песни остаются прежними
Самое удивительное, что песни Высоцкого, воплощаясь в разных музыкальных формах, оставались песнями Высоцкого — и больше ничем. Взять, скажем, его квартирные и концертные записи под гитару — и записи с ансамблем «Мелодия». Казалось бы, где tutti духовых и бас-гитара и где обычная русская семиструнка, пусть и от мастера? А зарубежные записи, обычно сделанные в сопровождении одного-двух гитаристов-профи?
«Истинные» поклонники и любители Высоцкого, к сожалению, с некоторым пренебрежением относятся ко всем записям, где есть хоть один инструмент, кроме гитары, не понимая, что каждая из песенных итераций не убавляет ничего, напротив, добавляет, раскрывая всю гамму того, что Высоцкий заложил в них изначально. В сольных выступлениях он просто брал на себя все то, что Константин Казанский, его парижский продюсер, или Жиль Тальбо, записывавший его в Канаде, раскладывали на партии других инструментов, то, что в его песнях было изначально. Недаром Шнитке считал Высоцкого именно композитором, отмечая, что его «мелодические фразы могли охватить очень большой диапазон, нестандартно большой. Каждая реализованная высотность получалась, она не погибала от невероятной трудности, а демонстрировала возможность пойти еще выше».
Везет тому, кому везет
Вообще говоря, Высоцкому невероятно повезло. Не только потому, что, как говорил историк Натан Эйдельман, «он родился в свое время». Судите сами — множество заметных киноролей, концерты по всей стране и не только, пластинки, пусть не на Родине, путешествия — от Лос-Анджелеса до Гавайев, жена, не просто кинозвезда, да еще и француженка, и, главное, беззаветная, искренняя любовь публики. Вот, кстати, отличие отношения к Высоцкому от фанатского поклонения рок-звездам: его именно любили. Как споет после его смерти Александр Градский, «космонавты, студенты, шахтеры, актеры — он один был опорой для всех». Добавить к этому синонимическому ряду стоит и функционеров, и генералов, и «комитетчиков», — Высоцкий, казалось, разговаривал со всеми, объединяя столь разных людей воедино.
Может быть, это прозвучит чересчур торжественно, чересчур пафосно, но он был одним из тех, кто превращал их всех в одну страну. Именно потому, когда слушатели его называли «Володей», в этом не было ни доли амикошонства: была невыразимая нежность к своему. Любимому. Родному. Степень доверительности этих отношений между певцом и его народом была невероятно высока, но и личный износ от такой самоотдачи был тоже невероятно высок. Высоцкий практически вез на своих плечах ее груз — немудрено, что в какой-то момент этот груз оказался ему не по силам.
Время его песен
«За упокой Высоцкого Владимира коленопреклоненная Москва, расправивши битловки, заводила его потусторонние слова», — написал его друг, поэт Вознесенский. Но не в 1980-м, а сильно раньше, в момент, когда его вытащили с того света. Именно поэтому в первой печатной публикации этого стихотворения вместо настоящей фамилии стояло безликое «Семенов» — но все понимали, о ком идет речь.
Стало общим местом вспоминать массовость его похорон (больше 100 тыс. человек, девятикилометровая очередь к Таганке, etc.), которые не удалось замолчать на официальном уровне, отделавшись микронекрологом в нижнем углу газетной полосы — но мало кто задумывался о том, сколь разных людей ему удалось объединить даже своей смертью. И сравнить эти похороны, честно говоря, не с чем.
Конечно, жизнь придумала новые песни — но песни Высоцкого переиздаются снова и снова, обретая своих слушателей в каждом новом поколении и становясь для них своими — даже если реалии, о которых он пел, давно канули в вечность. Или не канули? Или в нас, в нашем мире продолжает жить та закваска? И почему Высоцкого поют не только по-русски, но и на других языках? Франкоканадец Ив Дерозье, собравший их на своем дебютном альбоме Volodia, польский бард Яцек Качмарский, фактически импровизирующий на темы этих песен, наконец, итальянец Виничио Капоссела, включивший «Сентиментального боксера» и «Утреннюю гимнастику» в свою регулярную концертную программу, причем последнюю он поет по-русски?
«Вот какое время было раньше». — пел Высоцкий в прекрасной, совсем недетской сказке по мотивам «Алисы в стране чудес». Похоже на то, что ему удалось создать собственное время, в которое попадаешь, включая его записи. И это время длится по сию пору, и в нем он вечно молод.
85, говорите? Да ну, нет, не может быть.