О своей самой знаменитой у широкого зрителя роли — Миледи Винтер в музыкальном телефильме «Д’Артаньян и три мушкетера» — Маргарита Терехова нередко говорила со снисходительным юмором. Неудивительно: авантюристка из романа Александра Дюма была совсем несложной, развлекательной задачей для актрисы, находившейся на пике формы, в зените славы и уже проявившей тончайшее мастерство в автобиографической драме Андрея Тарковского «Зеркало». 25 августа Маргарите Борисовне исполнилось 80 лет — «Известия» присоединяются к поздравлениям.
Блики и тени
В «Зеркале» именно Терехова служит своеобразным «рефлектором», психологическим отражением комплексов автора по поводу его отношений с матерью и бывшей женой. Две женщины, по-своему обиженные на героя, который «ни с кем не может жить нормально» и «разговаривать по-человечески», в его восприятии то и дело сливаются в единое целое. Обе роли играет Терехова, и рядом с ней в кадре практически всегда — зеркало, к которому она обращается, ведя бесконечный диалог с остающимся за кадром автором-рассказчиком. В первых кадрах фильма Терехова еще выглядит как обычная деревенская жительница — сидящая на заборе блондинка с сигаретой, с которой кокетничает попытавшийся пристроиться рядом прохожий, обрушивающий забор вместе с героиней: «Всегда приятно упасть с интересной женщиной». Однако по мере погружения режиссера в воспоминания, интроспекцию и попытки реконструировать свой образ в восприятии самых близких женщин, у которых накопилось к нему немало претензий, Терехова трансформируется, становясь всё более сложным и точным инструментом, отражающим тонкие нюансы настроений автора, его подсознательные страхи и иллюзии, его жалость к самым любимым людям и чувство вины.
Самое неожиданное в «Зеркале» — сравнение стройной, грациозной и красивой героини с хромой юродивой Марьей Тимофеевной Лебядкиной из романа «Бесы», которая служила Достоевскому своеобразным, искаженным, изломанным и болезненным воплощением «вечной женственности». Обнаружив это парадоксальное сходство, Тарковский устами другого женского персонажа обрушивает на свою мать поток обвинений в эгоизме, неправильном поведении с мужем и плохом воспитании детей, словно проводя своеобразный сеанс вскрывающего детские травмы психоанализа. В этот момент лицо Тереховой так же удивительно резонирует с авторскими переживаниями, как и в других эпизодах — со стихами Арсения Тарковского, служащими эмоциональным и философским лейтмотивом фильма.
Впрочем, Тарковский видел Терехову не только в роли Лебядкиной: обдумывая замысел семисерийного фильма по роману «Идиот», он был уверен, что актриса гениально могла бы сыграть Настасью Филипповну, и действительно, трудно представить более подходящую исполнительницу этой роли. К сожалению, этот замысел остался нереализованным, и лишь в 1990 году Терехова смогла передать своеобразный «привет» Настасье Филипповне в малоизвестном и не дошедшем до зрителя режиссерском дебюте Веры Глаголевой «Сломанный свет», где в одном из эпизодов героиня Тереховой репетирует в вычурной постановке «Идиота».
Врачевание душ
В том же 1990-м Терехова снялась в психологической драме эстонца Арво Ихо «Только для сумасшедших» — одна из лучших и сложнейших ролей актрисы, принесшая ей несколько призов международных кинофестивалей. Сыгранная Тереховой медсестра психиатрической больницы, оказывающая пациентам сексуальную помощь и тем самым спасающая их от самоубийства, не уступает героиням Достоевского по бесстрашию и отчаянной готовности жить вразрез с ханжескими предрассудками, по которым ее поведение считается аморальным. Определенное бесстрашие потребовалось и от самой актрисы, в том числе и для откровенной сцены, которая сыграна смело, но тактично и целомудренно, на том редком контрастном сочетании, которое отличает многие тереховские работы: при исключительной притягательности, героинь Тереховой всегда окружает холодок неприступности.
Он ощущается, даже когда она играет женщин весьма доступных, не слишком строгих правил, а режиссер заставляет повысить градус до предела. Например, в телеспектакле Романа Виктюка «История кавалера де Грие и Манон Леско», где Терехова с головой ныряет в главную роль, вкладывая весь свой бездонный sex appeal в такой классический литературный эталон женственности, как противоречивая и взбалмошная Манон Леско, полная неотразимой порочности, но в то же время и неподдельной преданности.
Похожая, переливающаяся, как ртуть, и порой пугающая своей непредсказуемостью «вечная женственность» вторгается в скучный холостяцкий быт ученого «сухаря», профессора Сретенского в драме Ильи Авербаха «Монолог», где Терехова играет любвеобильную профессорскую дочь Тасю, живущую под девизом: «Он сел рядом и взглянул на меня — и сразу всё закружилось и пошло прахом». На протяжении фильма, охватывающего несколько десятков лет, неутомимая Тася меняет не только девичьи косички на роскошный шиньон, но и нескольких мужей, которые смотрят на нее с обожанием и испугом.
Поджигающая взглядом
Вообще героини Тереховой умеют мгновенно вызывать у мужчин не только вполне понятное вожделение, но и оторопь: достаточно одного ее пристального взгляда и презрительного движения поджатых губ, чтобы человек почувствовал себя, как микроб под микроскопом, которого видно насквозь. Характерный пример — камерная лаконичная мелодрама Валерия Ахадова «Кто поедет в Трускавец», где у Маргариты Тереховой складывается запоминающийся дуэт с Александром Кайдановским. Его герой, завзятый плейбой, применяя к новой знакомой надежную и испытанную схему обольщения, оказывается поражен ее проницательностью и тем «неприкрытым цинизмом», с которым она может предсказать его каждое действие поминутно.
Так же уверенно гнет свою линию и чувствует превосходство, несмотря ни на что, учительница литературы в киноповести Игоря Добролюбова «Расписание на послезавтра», попавшая в физико-математическую школу, то есть в довольно некомфортную мужскую среду, где под преувеличенной галантностью скрывается нутряной сексизм и высокомерие к гуманитариям. Скучноватому, поверхностному образу образцово-показательной Антонины Сергеевны, которая стремится воспитать гармоничную личность, выразительно декламируя Есенина и Маяковского, Терехова придает иронию и объем насмешливыми гримасами и ехидным прищуром. Слушая подростков, героиня Тереховой страдальчески закусывает то одну, то другую губу, словно стараясь не расхохотаться в ответ на особенно наивные реплики, и одним неуловимым движением ноздрей передает свое ироничное отношение к максималистским рассуждениям самонадеянных старшеклассников о том, что будущим Эйнштейнам Достоевский ни к чему.
Если внимательно присмотреться к той же самой Миледи, можно заметить, что Терехова играет свою антигероиню не только с искренним сочувствием, но и с изрядной долей иронии, на грани пародии, сознательно утрируя образ роковой злодейки, уверенной, что ее боится сам кардинал. В Миледи ощущается та тщательно отмеренная толика комичного жеманства, которое Терехова нарочно добавляет в свои самые популярные роли, словно в насмешку над своими экзальтированными костюмированными героинями (в телемюзиклах Яна Фрида «Собака на сене» и «Благочестивая Марта»), давая понять, что сама актриса умнее и глубже, чем эти незамысловатые женские образы, придуманные старинными испанскими драматургами.
Великолепные внешние данные предопределили амплуа Тереховой как романтической героини или даже женщины-вамп, однако неизменно сквозь обольстительную внешность ее персонажей просвечивает, как и у леди Винтер, «кипучий ум, неженский ум, ум поэта». Именно благодаря светящемуся в глазах живому уму и твердому характеру, а не только белокурым локонам и мраморной коже, у Маргариты Тереховой и получилась без всякого усилия, как бы в шутку, именно такая Миледи, про которую Александр Дюма написал: «Она не просто нравилась — она опьяняла».