В заключительный день работы Международного экономического форума в Санкт-Петербурге собеседником «Известий» стал генеральный директор «Росатома» Алексей Лихачев. Глава ведомства дал положительную оценку работе мероприятия и сделал оптимистический прогноз на будущее относительно сотрудничества с европейскими странами.
— Алексей Евгеньевич, сейчас перед Россией стоит задача импортозамещения. Наверняка в «Росатоме» будут переходить на новые операционные системы, не зависящие от импорта. Как с этим обстоит дело? Когда это произойдет и о каких операционных системах может идти речь?
— Тут задача более сложная и емкая, чем просто импортозамещение. И я вам честно скажу, что в «Росатоме» слово «импортозамещение» почти никогда не используют. Речь всегда шла о технологическом суверенитете, о своих собственных продуктах. Если говорить про операционную систему, то работа завершится к 2024 году. И здесь рынку есть что предложить. А с точки зрения легкого, офисного софта, конечно, более глубокая задача номер два. Это задача с настоящим индустриальным промышленным, тяжелым, как мы говорим, программным обеспечением. Планы импортозамещения были в стране и до определенных февральских событий. Но мы думали, что у нас есть 5–7 лет на их осуществление.
— Речь идет не только о разработке внутреннего рынка. К чему вы готовы?
— Такие продукты, как цифровые платформы, как вычислительные системы программного аппаратного комплекса, невозможно делать только долей одного национального рынка. Что касается требований основной продукции ядерного машиностроения, да и новых продуктов, мы в соответствии с мировыми стандартам должны иметь возможность реализовывать эти проекты на мировом рынке. Нам просто своего рынка не хватит.
Президент поручил правительству подготовить законопроект о передаче управления Северным морским путем «Росатому», а уже до 1 августа поручено разработать план до 2035 года.
— Но условия несколько изменились из-за санкций, что, вероятно, изменит планы по грузоперевозкам. По грузопотоку наверняка придется сейчас всё перестраивать в срочном порядке?
— Санкции никак не меняют наши планы по Северному морскому пути. Более того, мы таким ускоренном темпом выполняем поручение президента. Во-первых, закон уже прошел первое чтение. Во-вторых, у нас подготовлен проект плана развития Северного морского пути. И ведомство под руководством правительства выходит, что называется, с окончательной редакцией этого плана в июле. Это мы всё начинали не с нуля. Это большие заделы, сделанные в прошлые годы по строительству ледокола, по строительству грузовых судов ледового класса, по созданию инфраструктуры Северного морского пути. Имеются в виду терминал «Утренний», бухта Север и многие другие точки экономической активности российских предприятий — частных и государственных, в Арктической зоне направленных в первую очередь на экспорт.
Вторая тема очень важная — так называемый внутренний каботаж. Это связывание страны. И в данном случае санкции, наоборот, лишь повышают актуальность Северного морского пути для создания независимых логистических коридоров, которые позволят повысить эффективность товарообмена между разными территориями РФ.
— То есть речь идет о каких-то новых маршрутах?
— Не то чтобы новые маршруты. Это новая инфраструктура, новые качества судовождения, круглогодичное использование Северного морского пути не только в западном, но и в восточном направлении. Здесь есть традиционные задачи, такие как северный завоз. Есть и задачи, связанные с международным транзитом из Юго-Восточной Азии. Растут динамичные рынки, которые прибавятся к традиционным рынкам потребления в Европе. И, несмотря на разного рода политические заявления, которые сейчас звучат, инвесторы, с которыми мы работаем по этим проектам, свой интерес не потеряли. Скорее, наоборот: они чувствуют актуальность. И моя не то что гипотеза, это мое убеждение: именно это давление, которое сегодня испытывает Россия, и даст дополнительное, уже не второе, а третье дыхание для развития Северного морского пути.
Наши компании, корпорации, и частные, и государственные, работающие в Арктике, конечно же, анализируют свои проекты и оценивают воздействие на них санкций. Было бы неправильно утверждать, что они их не заметили. Конечно же, они заметили эти санкции. Но в эту минуту, вот сидя перед вами, я абсолютно честно говорю, что пока все наши партнеры подтверждают объемы перевозок. В течение ближайших трех лет, а это текущий год, 2023-й и 2024-й, цифра 80 млн — это поставленная президентом госкорпорации «Росатом» стратегическая задача. По итогам реализации национального проекта она не меняется.
— Знаем, что у «Росатома» есть проект действующий, перспективный с Бангладеш. Там всё нормально?
— Работы идут по плану. Очень активные стройки в Бангладеш, больше 25 тыс. человек на строительной площадке. Немало работы и в Турции: эта площадка, кстати, на сегодняшний день — самая крупная атомная стройка планеты. Четыре блока сооружаются одновременно. Все они залицензированы. Конечно же, события последних двух — двух с половиной лет всерьез повлияли и вообще на мировую экономику, и, конечно же, на наши проекты. Это пандемия, это целый ряд ограничений, принятых Западом в отношении России и связанных с Россией проектов. Но, что бы я хотел подчеркнуть, логистика, конечно, под ударом, требует серьезной перезагрузки. Однако тем не менее мы свои планы по реализации зарубежных проектов практически не меняем.
— В связи с тем что логистика будет меняться, всё будет дорожать…
— Не без того, но мы ищем и находим механизмы снижения этих рисков, снижения за счет постройки проекта по срокам, по технологическим решениям. Нам, конечно, очень важно вместе с заказчиком определять сроки и финансовые параметры проекта. Конечно, логистика — это колоссальный вызов. Она просто разрушена, если говорить таким простым языком, по сравнению с тем, что было в 2020 году. Но тем не менее проект развивается, проекты идут вперед, ни одна стройка не была остановлена ни в годы пандемии, ни в последние месяцы.
— Заказчики в таких условиях стараются проявлять гибкость или требуют выполнения всех ранее оговоренных условий?
— Скажу , что практически все заказчики после февральских событий в лице глав правительств государств (наших заказчиков) выразили абсолютную уверенность в необходимости продолжать реализовывать все наши проекты. И в общем заинтересованно сейчас с нами ищут пути решения тех проблем, которые тактически возникают. Стратегические планы никто не меняет.
— Сейчас сложились такие условия, что снизились цены на традиционные энергоносители в России. В общем-то, избыток топлива. И вот будут ли корректироваться планы по строительству заводов батарей для электромобилей?
— Никакие планы корректировать не будем. Скорее, будем лишь наращивать свое участие в проекте сбережения энергии, сохранения энергии, строительстве аккумуляторов. Первая наша «ласточка» — это Калининградский завод. Закладываем его в этом году. Где-то 4 ГВт его мощность, первого этапа.
Есть много заказов, я так понимаю, что нам в любом случае придется перезагружать свое автомобилестроение. И это в каком-то смысле слова хорошая новость, потому что, конечно, можно перезагрузить свое электроавтомобилестроение, а здесь наши аккумуляторы как раз к месту. Все игроки автомобильного рынка России к нам обратились.
— То есть мы конкурентоспособны?
— Более того, у нас есть запрос от наших белорусских партнеров. Я вообще думаю, что «пыль осядет» в начале следующего года, может, быть, в первой половине. Да, были политические баталии, обвинения. Но я знаю хорошо европейский бизнес. Знаю его не понаслышке. Они умеют считать деньги, и я думаю, что очень многие проекты индустриальные технологические проекты наши с европейцами будут перезагружены.
— Насколько вы считаете перспективным продвижение атомной энергетики в мире? Особенно на фоне ухудшения отношений с Западом?
— Это такой вопрос немножко риторический. Я сейчас просто просчитаю удельный вес электричества, атомного электричества, в энергобалансе ряда стран: Франция — 69%, Бельгия — 52%, Словакия — 52%, Венгрия — 44%, Чехия — 44%, Словения — 36%, Болгария — 34%, Финляндия — 32%, Швеция — 30%, Швейцария — 28%, США — 19%, Канада —15%... Ну и дальше можно продолжать.
— А Россия?
— А Россия — 20%. На Северо-Западе, я думаю, больше половины электричества атомного, с учетом мощной станции Ленинградской АЭС в Сосновом бору. В целом в центральной части России около 40–42%. Но в других регионах чуть меньше, потому что за Уралом у нас атомных станций практически нет.
Вот поэтому на самом деле Запад, если говорить про Запад, давно выбор сделал, и мне кажется очень странной дискуссия, которая сейчас происходит в Европарламенте. Вы знаете, что Еврокомиссия предложила включить атом в таксономию зеленую, а Европарламент как бы думает и некоторые комитеты сомневаются. Но вот при таком-то балансе атомном энергетическом в странах — членах ЕС как может Европарламент сомневаться в перспективах развития атомной энергетики?
И вот, конечно, очень близки мы идеологически с нашими партнерами из Франции. Конечно же, сейчас президент Франции, французская элита принимают решение о развитии в дальнейшем атомной энергетики, потому что для них это просто вопрос энергетической безопасности страны. Есть много разной информации про Германию, которая несколько лет назад, как вы знаете, отказалась от развития атомной энергетики. Но всё, что происходило за последние месяцы, подвигает немцев к мысли как минимум продлить действие своей существующей атомной станции. Я думаю, что за продлением последует вполне логичное решение к возврату и, конечно, развитие. Здесь всё очень просто. Стоимость прогнозируемой цены, экологичность и, конечно же, высокотехнологичность связаны.
— Но при этом есть риски, если вспомнить тот же Чернобыль.
— Я думаю , что вы человек грамотный, знаете историю атомной промышленности, и, конечно же, Чернобыль нас всех многому научил.
— Но это засело в голове, на многие поколения.
— Я первый раз сталкиваюсь с таким толкованием того, что засело в голове. Конечно же, все выводы и оценки, связанные с Чернобылем, сделаны. Даже опережающими, исчерпывающими, если так можно выразиться, темпами прекратилось создание реакторов РБМК , который был на Чернобыльской атомной станции. Да и внутри этого реактора были полностью модернизированы система управления и, собственно, зона реактора, включая поглощающие стержни. То есть те самые гарантии безопасности есть. По этому поводу много работы было проведено. И, конечно же, на сегодняшний день по суммарной оценке опасности экологического риска и вреда атомная энергетика едва ли не в тройке лидеров находится в сравнении с другими видами генерации.
— Алексей Евгеньевич, а вот можете дать прогноз по доле атомной энергии в России к 2030 году, например?
— У нас в этом смысле нет прогнозов. У нас есть поручение президента — 25%. И к 2040 году превратится в 25. Это значит, что нам нужно построить только в ближайшем десятилетии порядка 16 новых реакторов в стране с учетом вывода из эксплуатации уже тех, что заканчивают свой срок деятельности. Ну и дальше, к 2040-м годам, еще и нарастить строительство. Вот поэтому планово, системно корректирую нашу общую электроэнергетическую сеть. Мы вместе с правительством двигаемся в этом направлении, я уверен, что эту высоту в 25% в начале 2040-х годов мы возьмем и будем двигаться дальше.
— Были ли в этом году, на этом ПМЭФ, какие-то важные подписания?
— Подписаний было много. Во-первых, мы с регионами очень активно изучали договоренности и присутствие наших атомных городов — это и Курская область, и Тверская, и Санкт-Петербург. Мы и присутствуем активно, и много проектов видим по промышленности, по локализации заказа «Росатома». На предприятии Санкт-Петербурга внедряем производственную систему «Росатома». Мы подписали несколько соглашений с президентской платформой «Россия — страна возможностей» о создании социальных лифтов. С Министерством строительства — о проведении международного чемпионата по строительным профессиям.
Ну и могу вам сказать, что в разных форматах нами подписано несколько десятков соглашений с крупнейшими индустриальными компаниями и банками по проведению конкретных проектов. Это не какие-то рамочные меморандумы и соглашения. Это старты проектов создания малых станций, это проект создания плавучих атомных станций, это размещение предприятий производства новых продуктов, а также в сфере новых материалов, взаимодействие по цифровой тематике. В общем, очень урожайный 25-й Санкт-Петербургский экономический форум получился, именно с точки зрения практических соглашений.