Дмитрий Ревякин говорит, что с юмором относится к титулам «славянского хиппи» и «поэта земли русской». Лидер группы «Калинов мост» поет рок, удивляется сравнениям с Цоем и не стыдится попросить помощи у поклонников. Признается, что не умеет строить планы и работать локтями. Называет себя домоседом, а музыку ходит послушать в барбершоп и счастлив, что в бородатом дядьке не узнают рок-звезду. Об этом Дмитрий Ревякин рассказал в интервью «Известиям» накануне юбилейного концерта группы «Калинов мост».
«Конкуренцию мы никому не составляли»
— Свое 35-летие вы отметите на сцене «Известия-холл». Чем порадуете поклонников?
— Как обычно, неизгладимой харизмой группы «Калинов мост». Новые песни мы представляем на альбомах, а на концертах в основном играем те, что написаны во времена Советского Союза.
— Ностальгируете?
— Не ностальгируем — приближаем светлые времена социализма.
— Вы помните свой первый концерт? Где состоялся, каким он был?
— Первый концерт под именем «Калинов мост» состоялся 30 марта 1986 года в актовом зале Новосибирского электротехнического института.
— Так вам на днях 36 будет.
— Фактически так. Но мы до сих пор празднуем 35-летие, успокоиться не можем. (Смеется.) А тогда в НЭТИ мы выступали в рамках фестиваля «Музыкальная весна». В нем участвовало много разных музыкальных групп.
Я на тот момент учился на пятом курсе радиотехнического факультета. И с однокурсниками помогали организовывать фестиваль. Прошли через комитет комсомола, договаривались насчет аппаратуры. Всё это на невероятном энтузиазме. И всё получалось.
До конца 1992 года мы были с ребятами вместе, а потом страна начала разваливаться и «Калинов мост» тоже. У нас практически не было выступлений. Тяжело всё это выносить, переживать. И музыканты разошлись кто куда.
— А в конце 1980-х каким видели свое будущее как музыкантов?
— У меня с этим сложно. Не умею смотреть наперед, строить планы. Мы просто хотели играть, писать песни, заниматься аранжировками, давать концерты. А потом поехали в Москву. Начался уже другой этап.
— Если поехали в Москву, значит, был прицел стать заметными не только в Новосибирске, но и в столице. Разве вы не хотели этого?
— Нас в Москву пригласил Стас Намин. У него был свой центр, в котором уже на тот момент, в 1988 году, было много музыкантов. Он послушал нас и тоже пригласил к себе. Мы подумали-подумали. Репетировать в Новосибирске всё равно негде, собрались и поехали.
— В то время уже гремел Ленинградский рок-клуб. В Москве тоже собиралась своя творческая рок-интеллигенция. Формировалось рок-подполье в Свердловске. А дружили ли между собой рокеры или все-таки были конкурентами?
— В конце 1980-х все дружили, все ожидали нового светлого будущего. А потом наступил капитализм, и каждый стал сам за себя. Там уже началась конкуренция. Но мы как-то особо ни с кем не конкурировали, потому что никогда не были массовой группой. У нас свой круг почитателей, которые с нами долгие годы. Поклонники были рядом во время разных перипетий. А в соревнованиях мы не участвовали, наблюдали за всем со стороны.
— Вы считали себя неформатом в рок-тусовке?
— Я не знаю, как это всё классифицировать, но точно конкуренцию мы никому не составляли. И в этом наше счастье, наверное.
«Современные сочинения вызывают рвотный эффект»
— А вам не хотелось, например, изменить своему стилю, творческому выбору в угоду популярности?
— Чтобы попробовать себя на другой стезе, должны быть определенные данные. Надо уметь добиваться, закрепляться, кого-то уничтожать. Мне посчастливилось, что я этим никогда не страдал и не занимался.
— Быстро переформатироваться?
— Например. Просто у кого какие задачи и цели в этой жизни. Сразу же не понять, они постепенно выкристаллизовываются. Когда сформировались наши цели и задачи, сложно уже было меняться и подстраиваться под веяния времени. Тем более мы начинали в то время, когда никто ни над кем не довлел. Жизнь была дешевая, мы были молоды, амбициозны, хотелось заниматься музыкой. Мы учились писать песни, читали поэзию, смотрели, как другие поэты пишут стихи, впитывали новые знания. Потом уже было поздно что-либо менять, ориентиры были заданы.
— Памятуя о том, как шли к своим результатам, как вы оцениваете успех нового поколения музыкантов? Их сочинения часто сравнивают с хайпом, а не с творчеством.
— Я практически не слежу за этим. Всё это примитивно, на дегенеративном уровне. Она для меня понятна: что, откуда и как, — а поэтому абсолютно неинтересна. Я даже это как-то комментировать не берусь, потому что не специалист. Она просто вызывает рвотный эффект или отвращение, пожалуй, и всё.
Я занят творчеством группы «Калинов мост» и всё. У меня свои насущные задачи, которые приходится решать.
— Сейчас вы на краудфандинговой платформе Planeta собираете деньги на новый альбом «Холсты».
— И не первый раз уже.
— Почему вы пошли по такому пути финансирования?
— Тут нам больше важен отклик аудитории — нужна ли новая музыка группы нашим слушателям или нет. И да, записать полноценный альбом — это очень дорого.
— Сколько?
— Сложно сказать. Например, это зависит от того, как группа готова, прежде чем она придет в студию. Поэтому мы много репетируем, чтобы минимизировать затраты.
Краудфандинг — это понимание, что наш альбом ждут. Ну и то, что нам нужна поддержка.
— Сейчас собрано почти 300 тыс. Этого достаточно или нет?
— Конечно, нет. Вы можете сами зайти и посмотреть студийные расценки и составить мнение.
— Это не единственный источник финансирования?
— Правильно.
— Ваш коллектив называют славянскими хиппи, поэтами земли русской. Как вы относитесь к подобным титулам?
— С юмором. Я формировался в СССР, где учили быть скромными и трудолюбивыми. Я это запомнил на всю жизнь. Поэтому хиппи мы или поэты, не имеет никакого значения абсолютно.
— Рассматриваете ли вы коллаборацию с музыкантами, работающими в других жанрах?
— Нам уже столько лет, что подобное сотрудничество уже бывало. Будет ли еще коллаборация? Не знаю. Такой эксперимент не вынашивается месяцами, он если и возникает, то спонтанно. Поступает предложение с другой стороны, или я кому-то предлагаю.
— Вы человек вне плановой экономики?
— Мы живем в планово-олигархическом обществе. Нами рулят те, у кого есть деньги. Поэтому всё, что касается записей альбомов, планирования сотрудничества — всё очень тяжело, как бы я ни старался. Нас не зовут озвучивать мультфильмы или играть в мюзиклах. Всё, что возникает в нашей жизни, появляется благодаря тонким вибрациям.
— В мультфильмы не зовут, а в кино?
— Тоже не зовут. На мой взгляд, музыка играет очень большую роль в кино. Но тут уже зависит от режиссерского подхода. Кажется, великий Антониони говорил, что когда звукоряд за кадром насыщенный, получается спекуляция на музыке. За ее счет выезжает и кино.
— Вы интересуетесь кино?
— Абсолютно не интересуюсь. Я не киноман, не меломан, не театрал, это всё — мимо меня. Я так, по обстановке.
«Мы находимся под магическим влиянием западной музыки»
— Что входит в сферу ваших интересов?
— Я читать люблю, люблю слушать людей, которые мне на тот момент, когда я их слушаю, кажутся умными. Даже конспектирую что-то, как в советском институте учили, как завещал Владимир Ильич Ленин: «Учиться, учиться и еще раз учиться». Это мне близко.
Это моя личная реакция на происходящее в мире. Сегодня человек кажется проникновенным, умным, остроумным, а завтра оказывается, что это не так, что это был нытик или еще кто-то. Я даже не знаю, что тут советовать. Есть основополагающие якоря, которых надо держаться, вот и всё.
— Как вы понимаете, что такое «корневые традиции» в русской музыке?
— С этим сложно. Потому что мы находимся под огромным магическим влиянием западной музыки и используем ее приемы в нашей музыке. И не только, к сожалению.
— Вам никогда не хотелось поехать в экспедицию и собирать фольклор?
— Вы знаете такое место, куда можно еще приехать и пособирать фольклор?
— Подальше от центра, на Север, на Белое море, на Урал, в Сибирь.
— Кто хотел, уже съездил еще в советское время и создал прекрасный архив. Известный музыкант Сергей Старостин этим занимался очень серьезно и не только он. Другое дело, как это всё использовать в современной жизни.
— Как вы относитесь к возвращению моды на винил? Хотели бы издать новый альбом пластинкой?
— Когда я рос, был только винил. Мы слушали пластинки, магнитофоны были редкостью. К сожалению, все заводы грампластинок, да ту же Мелодию в Апрелевке, благодаря капиталистам ликвидировали. Если у нас будет возможность выпустить альбом на виниле, подумаем, где это можно сделать.
«Я счастлив тем, что не лез из кожи вон»
— В интернете ваше имя очень часто идет в связке с Виктором Цоем. Что вас объединяло?
— Мы общались, но другом Цоя я не был. Даже удивительно, что моя фамилия рядом с Цоем. Он вырос в Петербурге, я вырос в Забайкалье — почувствуйте разницу.
— Вы считаете себя провинциальным музыкантом?
— Конечно. А каким я могу себя считать, если родился, формировался, учился в Новосибирске. Потом уже переехал в Москву и записывали тут альбомы. Но это же не отменяет прошлого. Я не считаю себя столичным музыкантом. Да и не собирался им становиться никогда.
— Локтями работать не умеете?
— Я всегда был занят другим: поэзией, чтением книг, ездил в Забайкалье к родителям, встречался с друзьями, которые всегда мне могли сказать, кто я такой. Я мог со стороны посмотреть на то, чем я занимаюсь в столицах — в Ленинграде и Москве. Я счастлив тем, что не лез из кожи вон.
— Сейчас в Манеже проходит выставка, посвященная Виктору Цою. На нее приезжали те, кто был некогда хоть чуть причастен к рок-тусовке. У вас не было желания сходить на нее?
— Я вообще не ходок по выставкам, я домосед. Мне уже много лет, я пожилой человек. После концертов прийти бы в себя, потом еще подумать, как провести репетицию, решить какие-то вопросы. Не до выставок Виктора Цоя, а даже Врубеля.
— Можно дурацкий вопрос?
— Я люблю дурацкие вопросы.
— Вы раньше носили бороду, а сейчас сбрили. Зачем? Ведь сейчас борода в тренде.
— Сын попросил в приказном порядке, как директор группы. Сказал: «Папа, сбрей бороду. А то сильно распространяешь своим видом эсхатологическую насупленность». Я согласился, послушал сына.
— Вы послушный папа?
— В каких-то вопросах конечно. Надо доверять молодежи. Он у меня и сам иногда бороду носит. И в барбершопы ходит, как я до недавнего времени.
— Вам нравились такие услуги?
— Да. Как правило, в этих салонах еще музыку какую-то можно послушать. В обычное время я ее не слушаю. А в барбершопе звучит фоном, можно поговорить с мастером, поулыбаться девчонкам на кассе. Так что постричь бороду у меня называется выходом в свет.
— Вы так рассказываете, будто вы из леса выходите каждый раз.
— Практически да. Из дома я выхожу только по необходимости.
— Вас на улице узнают? Просят автографы?
— Нет, слава богу, не узнают. Я же кто? Не медийная личность. Так что спокойно могу передвигаться по городу, не прятаться и не маскироваться.
— Видимо, урок «быть скромным и трудолюбивым» вы усвоили на отлично. Таким и остаетесь.
— Да. «Скромность — это путь в неизвестность», как гласит лозунг капитализма. Но меня это не останавливает. (Улыбается.)
Справка «Известий»Дмитрий Ревякин — создатель и лидер группы «Калинов мост». Родился 13 февраля 1964 года в Новосибирске. В 1986-м окончил Новосибирский электротехнический институт, создал группу «Калинов мост». В 1988 году записал первый альбом «Обломилась доска». В этом же году переехал в Москву. В 1998-м рок-группа участвовала в Лондонском рок-фестивале. В 2009-м вышел сольный альбом «Сердце», посвящение памяти жены Ольги. Среди хитов такие песни, как «Родная», «Подорожник», «Сберегла», «Уходили из дома», «Улетай», «Камчатка» и другие.