В нынешнем регулярном чемпионате КХЛ многих удивил успешный старт уфимского «Салавата Юлаева». Во второй сезон под руководством финского тренера Томи Лямсы клуб из Башкортостана идет в лидирующей группе Восточной конференции, выиграв в основное время первые семь матчей, а всего из 14 встреч уступив только в трех. Традиционно один из лидеров «Салавата» — его капитан Григорий Панин, выступающий в Уфе с 2017 года. 35-летний защитник поиграл за тольяттинскую «Ладу» (2004–2007, финал Суперлиги-2005), казанский «Ак Барс» (2007–2014, две победы в Кубке Гагарина-2009, 2010) и московский ЦСКА (2014–2017, финал Кубка Гагарина-2016).
В интервью «Известиям» Григорий Панин рассказал о причинах успеха «Салавата», желании получать поменьше удалений, отношении к дракам в хоккее и претензиях к Профсоюзу игроков КХЛ.
— С чем, на ваш взгляд, связан удачный старт «Салавата» в сезоне?
— У нас изменилась подготовка, изменился тренерский подход к игрокам. Не в худшую сторону. Нам стали больше объяснять, показывать. В игровом плане тоже тактику поменяли — стали играть в более активный и агрессивный хоккей. Это дало свои плоды. Ну и еще подбор коллектива.
— В прошлом сезоне при Лямсе этого не было?
— Не могу сказать, что было примерно то же самое. Была тактика и немножко другие требования. В этом сезоне они стали жестче, конкретнее. Как и любой человек, тренер за год получил опыт, набил каких-то своих определенных шишек, сделал из этого выводы. И теперь привносит новое.
— Перед Лямсой у вас два сезона главным тренером был Николай Цулыгин. При нем «Салават» выдавал не очень хорошие регулярные чемпионаты, но здорово выступал в плей-офф. Нет опасности, что сейчас слишком рано раскрыли все свои лучшие качества?
— Не знаю. Вы можете об этом думать, что у нас идет такое раскрытие «на максималках». Но это, в принципе, та игра, где выстраивается тактика, подбор игроков — дальше в бой! Мы не думаем: «Так, пацаны, чего-то мы очень хорошо начали, надо бы притормозить, чтобы к концу силы остались, эмоциональный фон был на пике, чтобы могли так же биться, как два года назад с «Авангардом» или с кем-то еще».
— Получается, это лишь теория, что можно ценой определенных результатов в регулярке целенаправленно вывести команду на пик формы к плей-офф?
— Я думаю, такой задачи не ставится. Есть предсезонка, где нужно сделать общую базу. Сначала каждый делает ее индивидуально для себя, до сборов, потом закладывается командная база — физическая и тактическая. После этого тренеры смотрят, как максимально равномерно провести сезон, без резких провалов. Потому что провалы в любом случае будут. Октябрь, ноябрь, декабрь — три месяца, где идет спад у любой команды. Задача тренеров и хоккеистов сделать его как можно менее длительным и существенным.
— Когда «Салават» в начале сезона громил лидирующий «Металлург» (7:2), вы подрались с Джошем Кэрри. Защищали партнера?
— Да, там было столкновение. Джеффа Плэтта в углу жестко впечатали в борт. Нужно было дать какой-то ответ сопернику. Понимаете, это такой тонкий посыл всем командам. Он у меня есть со времен ЦСКА, где была нхловская практика, что за своих ребят всегда нужно стоять. Это твой партнер, игрок твоей команды, который в следующий раз за тебя вступится. Наши пацаны, сидящие на лавке, увидят это и в следующий раз так же поступят. И для соперника это знак, что нельзя наших «убивать», иначе будут последствия.
— Вы приветствуете драки как часть шоу, а не вынужденные меры в ходе матча?
— Нет, не приветствую. И некоторым ребятам в команде, особенно игровикам, нечего этим заниматься. Но если уж хоккеист это сделал, то да, он проявил мужской характер, «показал яйца». Но как элемент хайпа драки не приветствую.
— В последние годы стало в этом плане спокойней?
— А сейчас еще правила с каждым годом ужесточаются. За какую-то неправильную атаку сразу дают удаление. За обычный зацеп, когда даже не обнял игрока, а просто прихватил, получаешь две минуты. Так было в начале сезона — сейчас уже немного отпустили. В любом случае каждый год правила подталкивают, что надо лучше кататься, а не биться.
— Вы рекордсмен плей-офф КХЛ по штрафным минутам, а если считать вместе с регулярным чемпионатом, за всю истории лиги уступаете только Евгению Артюхину. Вам принципиально…
— Обогнать его? (смеется)
— Может быть. Или закончить карьеру, не обогнав его.
— Нет. У меня есть цель как можно меньше удаляться. Надо мной же висит статус жесткого игрока. Работаю над собой, чтобы зачищать ненужные двухминутные удаления.
— Среди игроков КХЛ вы были одним из самых жестких критиков профсоюза, который долгие годы возглавлял Андрей Коваленко. Он покинул организацию год назад. Можно ждать его возвращения в профсоюз?
— На самом деле, его личное дело, чем заниматься и куда идти. Но тут такая история: я читал много документов по профсоюзу, был в курсе событий, через себя пропускал всё, что со мной было. Я уже говорил об отчислениях, о том, как составлены уставные документы профсоюза, и что к Андрею не подкопаешься. Тут основной момент: ты глава организации и говоришь, что ты за ребят и всё для них делаешь. Так почему, когда вышел из профсоюза я или какой-то другой парень, который уже закончил с хоккеем, а до этого на протяжении пяти лет отчислял средства, теперь не может забрать деньги. Да, 50% от этой суммы он платил на то, чтобы работал профсоюз. Но 50% откладывал себе на пенсию. Получается, его кинули? Получается, так. Но юридически — не кинули.
— Суммарно сколько всем должен профсоюз?
— Суммарно за всех не могу сказать. Но я не один такой — очень многим должны. Значительная часть парней уже закончила карьеру. Конечно, многие, кто остался в профсоюзе, вернули деньги. Но основная масса подарила их организации.
— Что с этим делать? Создавать новый профсоюз? Менять руководство старого, если он еще существует?
— Насколько я знаю, он еще существует. Есть там зам Коваленко, но я даже фамилию не помню его, поэтому не буду называть вам, чтобы не давать неправильные сведения. Варианты решения проблемы есть. Первый: создавать новый профсоюз, который поглотит старый, перепишет устав и попытается найти деньги, которые должны там остаться, и вернуть тем, кто их перечислял. Второй: действующие хоккеисты, которые сейчас состоят в профсоюзе, пишут коллективное соглашение о смене главы организации. Он меняется, приходит новый и занимается переписыванием устава. Дальше то, что и в первом варианте.
— С учетом второго варианта не поторопились ли вы и другие вышедшие из профсоюза игроки с тем решением? Получается, вне организации у вас не осталось рычагов для смены ее руководителя, а оставшиеся в ней хоккеисты, если и недовольны ситуацией, то не настолько решительны, чтобы бороться за перемены.
— Это был в первую очередь эмоциональный импульс — выйти из профсоюза. Я не понимал, за что мы каждый год перечисляем деньги. Ничего же не происходит, идут разговоры про каких-то ребят, которым помогают, решая на «своячке». То есть когда кого-то выгоняют из клуба, ему говорят: «Ты, братан, забери заявление (о взыскании задолженностей. — «Известия»), всё нормально будет». На этом фоне я понимал, что мне нет смысла отчислять деньги профсоюзу, если в случае возникновения проблем их может решить мой агент, который наймет на подряд юридическую фирму, и она займется этим вопросом.
Я не говорю, что профсоюз вообще ничего не делал. Тем не менее мы ожидали большего. Я, по крайней мере. И наша, спортсменов, ошибка в том, что, когда ты подписываешь какие-то документы, то, во-первых, их надо читать, а во-вторых, если это касается профсоюза, то ты хотя бы его программу и устав должен знать. Либо он должен быть озвучен на каком-нибудь общем собрании. Раньше я был молодым и этого не понимал. С годами это осознал.
— Получается замкнутый круг, потому что об этой проблеме публично говорят только единицы вроде вас и Алексея Терещенко.
— Юра Бабенко (главный тренер «Витязя», экс-хоккеист московского «Динамо». — «Известия») начал этим заниматься самый первый. А я присоединился, поскольку, можно сказать, идейный человек, всегда выступаю за хоккейное братство. И не дело так поступать со своими коллегами-хоккеистами. Но в этом я вижу такой негативный посыл будущему поколению игроков. Если мы ходим и об этом говорим в негативном ключе, подрастающее поколение нас, как бы то ни было, слушает, вникает в наши разговоры. И для них уже складывается, что профсоюз — эта такая вещь, в которую не надо ни ногой. Такой стремный, негативный задел на будущее, когда, может быть, появится личность, которая скажет: «Пацаны, я готов сделать всё за вас». И станет отстаивать права ребят.
— Вы бы могли взять на себя эти функции после завершения карьеры хоккеиста?
— Во всем существует система. Мозги должны быть определенного склада, чтобы тебя не прогнули. Надо быть харизматичной личностью и самодостаточной финансово. Вы сказали, что об этом говорят единицы вроде меня, Бабенко и Лёхи Терещенко. Да, основной массе это неинтересно. Особенно ребятам, которые сейчас играют, зарабатывают деньги. А они зарабатывают большие деньги. И об их малой части, которую отдаешь профсоюзу, ты не задумываешься, пока играешь. Скажу за себя: именно так думал, пока был молодым. А потом стал понимать масштаб проблемы.
— Из-за такого подхода в молодости приходилось ввязываться в какой-то бизнес и терять большие деньги, как это часто происходит с топовыми спортсменами?
— У меня много чего было. И ресторан, и друг-трейдер, который кинул на крупную сумму. Через всё это прошел и сейчас даю мало-мальские советы молодым. Хотя всё равно каждый, скорее всего, пройдет через это лично и на своем опыте сделает выводы.
— Ресторан давно закрыли?
— Еще в молодости, когда играл в Казани. Дал другу взаймы денег под определенный процент, он не смог вернуть и отдал ресторан. Но какой из меня ресторатор? В хоккей бы нормально играть, а тут еще ресторан (смеется).
— Кстати, еще про деньги: ходили слухи, что у «Салавата» в прошлом году, в разгар пандемии, были большие долги, что фонд, финансирующий спортивные проекты Башкортостана, перебросил на хоккей часть денег футбольной «Уфы». На команде как-то сказывались те проблемы?
— Я не знаю про движения средств, кто откуда какие деньги перекидывал. Реальные проблемы существовали, но они быстро закрылись. Сейчас в «Салавате» никаких долгов или задержек зарплат хоккеистам не было. В прошлом году были задержки в один–полтора месяца, но всё потом решили. А сейчас ничего такого нет.