Душа на подошвах: гримасы женской дружбы в романе знойной англокарибки

Зэди Смит заигралась в Джойса
Лидия Маслова
Фото: Global Look Press/Thomas Dressler

2020 год проходит в западном мире под знаком движения Black Lives Matter, кажется, уже затмившим собой коронавирус. Возможно, самое время ознакомиться с авторами, самой своей судьбой олицетворяющими лозунг о значимости черных жизней. Написанный в 2012 году «Северо-Запад», пятый роман британки ямайского происхождения Зэди Смит, дошел до нас только сейчас — и, похоже, попал в самый фокус любопытства читающей публики. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели — специально для «Известий».

Зэди Смит

Северо-Запад

Москва: Эксмо, 2020. — пер. с английского Г. Крылова. — 416 с.

Роман вышел после семилетнего молчания Зэди, в начале нулевых выстрелившей залпом из трех увенчанных разнообразными призами книг: «Белые зубы», «Собиратель автографов» и «О красоте». После этого ниша Зэди Смит в современной британской литературе была обозначена как «Джордж Элиот мультикультурализма»: мать писательницы, родившейся в лондонском районе Брент, эмигрировала с Ямайки в 15 лет. Так что в романах Смит существенные роли непременно играют лица афрокарибского происхождения, благополучно ассимилировавшиеся среди белых (как и сама она, выпускница Кембриджа), но, разумеется, слишком яркие, чтобы без остатка раствориться в окружающей среде.

«Северо-Запад» критики объявили «возвращением» Зэди Смит, которая тогда говорила, что гордится этой вещью больше всего. И действительно заметно, что автор очень старался, прямо из кожи вон лез, чтобы произвести оригинальное впечатление. Из всех книг Смит (по крайней мере из тех пяти, что переведены на русский) «Северо-Запад», наверно, самая формально-претенциозная и местами вычурная. Обычная писательская задача — заинтересовать читателя человеческими историями и характерами — отступает тут на второй план из-за стремления показать: «А еще я умею вот так!»

На первой же странице писательница начинает так ожесточенно играть со словом «единственный» (отталкиваясь от фразы «Я единственный автор словаря, в котором дается определение меня»), что бедный переводчик, не в силах найти происходящему русский аналог, только разводит руками в сноске: «В английском оригинале здесь обыгрывается омофония слова sole («единственный»), которое имеет еще значение «подошва», кроме того, по звучанию с sole совпадает и другое слово — soul («душа»)».

Фото: REUTERS/Carlos Jasso

Душа — это понятно, главный предмет исследования любого писателя (даже если он никогда не слыхал знаменитый афоризм Олеши-Сталина про «инженеров»), но и «подошва» тут тоже неспроста, как выяснится в предпоследней части, «Перекресток». Ее действие разворачивается на ходу, когда считавшая себя успешной, но потерявшая жизненные ориентиры героиня, сбежавшая из дома после неприятной сцены с мужем, обнаружившим ее необычное хобби, мечется в красных тапочках по окрестностям вымышленного района Колдвелл (прототипом которого можно считать Килбурн).

По дороге она встречает человека из своего прошлого, окончательно маргинализировавшегося. У ограды кладбища обстоятельно говорит с ним про любовь (в него была безумно влюблена ее подруга) и подробно пытается объяснить, что такое «нормальная жизнь», а также пробует прилечь на землю, чтобы увидеть луну (идея прозрачна: иногда, чтобы начать думать о высоком, надо максимально опуститься).

Завершается эта экзистенциальная прогулка на мосту Хорнси-лейн, известном также как «мост самоубийц», где героиню обуревают примерно те же переживания, которые давно и гораздо лучше сформулировал неудачливый самоубийца в дебютном романе Смит «Белые зубы»: «Жизнь — это огромный рюкзак, такой тяжелый, что легче бросить его на обочине и уйти в темноту, пусть даже оставив всё необходимое, чем тащить с собой».

Зэди Смит
Фото: Global Look Press/Zuma/Miquel Llop

Поклонники Зэди Смит, читавшие ее вышедшее в позапрошлом году на русском «Время свинга» (на самом деле написанное четыре года спустя после «Северо-Запада»), обнаружат тут уже знакомую драматургическую конструкцию, в центре которой две женщины разной расы, дружащие с детства и воплощающие противоположные жизненные стратегии. Одна — трудолюбивая, пробивная и амбициозная, другая — более равнодушная к тому, как сложится ее жизнь, и занятая преимущественно борьбой с матерью и мужем, склоняющими ее к размножению.

Как и во «Времени свинга», в «Северо-Западе» один из главных предметов исследования — психология женской дружбы, которая еще не известно, на чем лучше держится — на искреннем душевном притяжении или на зависти и чувстве соперничества.

Композиционно «СЗ» тоже похож на «Время свинга» — хронологически начинается как бы в середине, знакомя нас с 35-летними героинями, а потом перемещается туда-сюда во времени, как челнок ткацкого станка, прядущего из множества сюжетных нитей плотненькую цветастую ткань. В одежде из такой ткани должно быть всё время жарко, и ощущение жары, пожалуй, лучшая физическая аналогия для «Северо-Запада».

Фото: Эксмо

Несмотря на «прохладное» название, он начинает разогревать читателя с первой же фразы: «Жирное солнце зависает на телефонных мачтах», и если составить рейтинг книг, где персонажи больше всего потеют по разным поводам (в том числе и работая «до седьмого пота»), «СЗ» был бы на одной из первых строк.

Можно предположить, что работая над «Временем свинга», писательница уже как-то остепенилась и стала писать поспокойнее, поразмеренней, а «Северо-Запад» — куда более взвинченная по интонации книга: это, как говорится, «энергичный танец». Когда-то сама занимавшаяся танцами Зэди Смит тут порой выписывает головокружительные словесные кренделя: то пишет лесенкой, как Маяковский, то начинает выкладывать узоры из букв.

Например, рот болтливой начальницы пассивной героини изображен с помощью овала из слов, в центре которого находится крупное ЯЗЫК, а окружающие буквы перечисляют имеющиеся зубы (есть золотой, а есть и выкрошенный). Однако вся эта эквилибристика производит эффект, возможно, обратный задуманному. Автор «Северо-Запада», изображающая «Джойса в юбке» и не способная сказать ни слова в простоте (вообще-то очень даже способная, но не в этой книге), в итоге выходит больше похожей не на прогрессивного разработчика неожиданных форм, находящегося на острие новейших тенденций, а скорее на бородатого «деда-буквоеда», заигравшегося в модернистские бирюльки.