Ориентация — Север: правила бегства от скуки Олега Куваева
За свою короткую 40-летнюю жизнь Олег Куваев успел продвинуться по двум карьерным линиям — геологической и литературной, в итоге расставшись с первой, где ему прочили большое будущее, в пользу второй. Писателя нет с нами уже почти полвека; вот наконец его первая полная биография. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели — специально для «Известий».
Василий Авченко, Алексей Коровашко
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Москва: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2020. — 475 с.
Вершиной куваевского творчества, его opus magnum стал роман «Территория» о поисках золота на советской Чукотке, впервые опубликованный в 1974 году в журнале «Наш современник». В оставшиеся ему после этого несколько месяцев Куваев застал оглушительный успех романа и доработал рукопись для книжной публикации, однако так и не подержал в руках саму книгу, тираж который в последующие 10 лет превысил два с половиной миллиона экземпляров. «Территория» получила статус «советского «Моби Дика», премию Магаданского комсомола, первую премию ВЦСПС и Союза писателей СССР как «лучший роман о рабочем классе». «К сожалению, обе награды оказались посмертными», — с грустью замечают биографы, хотя, как знать, не поставила ли бы необходимость получать официальные премии в щекотливое положение своенравного писателя, считавшего, что «Территории» до «Моби Дика» — «как безногому Яшке с рынка до Брумеля» и советовавшего в переписке друзьям: «Отвечай на комплименты матом. Тогда еще что-то будешь стоить. Иначе хана».
Легендарного прыгуна Брумеля из самокритичной куваевской метафоры авторы услужливо разъясняют в сноске для младшего поколения, к которому они относятся порой даже с чрезмерной предупредительностью. Так, читая о детстве Куваева, чей отец работал дежурным на разъезде Юма Свечинского района Кировской области, внезапно обнаруживаешь такое киноведческое отступление: «Название этого разъезда не может не вызвать восторженных эмоций у современного синефила, привыкшего заученно восхищаться классическим вестерном Делмера Дэйвса «В 3:10 на Юму» (тот, кто не видел исходный вариант этой ленты 1957 года, наверняка имеет представление о ее ремейке «Поезд на Юму», снятом полвека спустя и украшенном присутствием Кристиана Бейла и Рассела Кроу)». Немного непонятно, при чем тут этот мифический «современный синефил», которого кто-то подучил восхищаться именно данным из множества крепких пятидесятнических вестернов, какое он имеет отношение к Куваеву и так ли уж необходимо «украшать присутствием» голливудских звезд книгу о советском писателе?
Однако позже выяснится, что авторы вообще неравнодушны к кинематографу и тщательно отслеживают историю его отношений с Куваевым — в игровом кино она начинается с экранизации рассказа «Берег принцессы Люськи» 1969 года. Едва ли режиссер Вячеслав Никифоров мог мечтать, что его 48-минутный дебют (снятый со всем доступным в то время эротизмом как завуалированный taiga porn: блондинка и три геолога у ночного костра), когда-либо удостоится столь фундированного разбора, с привлечением Эйзенштейна и Кулешова, какой учиняют филологи Авченко и Коровашко. Самое остроумное в их рецензии — сравнение коварной Люськи с героем «Территории» Чинковым, и еще убийственная фраза: «Можно, конечно, размышлять о том, почему армянский портвейн «Айгешат» трансформируется в фильме в коньяк неизвестной марки, но это ничего не прибавит к общей оценке режиссерского творчества».
Тем не менее, когда на авторов находит стих, они охотно размышляют на самые отвлеченные темы, забредая в посторонние кусты от основного предмета исследования, который навел их на важные обобщения: «Сразу надо сказать, что популярность, кратковременная или длительная, не всегда может быть объяснена внятными рациональными критериями. Довольно часто, если не чаще всего, она представляет собой таинственную коллективную зачарованность совершенно заурядным предметом, магическое воздействие которого прекращается так же неожиданно, как и начинается». За этим рассуждением Авченко и Коровашко под прикрытием скобок вдруг дают волю язвительности, пиная не относящихся к делу музыкантов: «человеку наших дней, например, совершенно не понять, как возглавляемая Марком Боланом английская рок-группа Т.Rex могла собирать стадионы или что заставляло позднесоветского обывателя восторженно тянуться к яблокам, разложенным Михаилом Муромовым прямо на снегу». Ну раз уж в строку вплетается всякое лыко, в тех же скобках можно было бы заодно коротенько пояснить, в результате какого эволюционного скачка у «человека наших дней» так улучшился вкус, что он пересел с Болана и Муромова на Джастина Бибера и Стаса Михайлова?
К счастью, во второй половине книги филологи перестают отвлекаться по пустякам и больше углубляются в конкретное, предметное литературоведение, проводя параллели между «Пикником на обочине» и «Территорией», а также «стратиграфический разрез» последнего романа Куваева «Правила бегства», изданного уже в 1980-е, в котором обнаруживаются интертекстуальные слои, «напоминающие в своей целостности напластования горных пород»: горьковский пласт (босяцкие рассказы и «На дне»), вампиловский («Утиная охота»), трифоновский («Обмен» и «Предварительные итоги»), «венечкианский» (хотя и без полной уверенности, что Куваев читал «Москва — Петушки», но зато с отличным перечнем куваевских названий коктейлей), «молодежно-прозаический» (отказ от шаблонов молодежной прозы аксеновского фасона как куваевский «минус-прием»).
Отмечая не только поколенческое, но и глубокое внутреннее сходство между «Шукшиным, Куваевым, Вампиловым, Шпаликовым (соответственно 1929–1974, 1934–1975, 1937–1972 и 1937–1974 годы)», Авченко и Коровашко из этого ряда «нерегламентированных» писателей особо выделяют Вампилова, находя прямые текстовые переклички («Вампилов писал, что «в душе пусто, как в графине алкоголика», а Куваев — что «голова пуста, как бутылка в лесу, распитая кем-то прошлогодней осенью»), а также упоминая «тот красноречивый факт, что оба писателя ушли из жизни чрезвычайно рано, не исчерпав, думается, и половины тех творческих возможностей и задатков, которыми оба они были столь щедро наделены». В скорбном сослагательном наклонении принято сожалеть о всех, кто умер раньше 80, не реализовав весь свой потенциал, однако в случае с такой личностью, как «советский Джек Лондон» Олег Куваев, не очень получается опечалиться из-за краткости отпущенного ему жизненного срока. Скорее хочется восхититься горнолыжной стремительностью жизненного маршрута, в завершение которого герой, считавший, что жизнь «не надо скучнить», а надо «пускать на распыл», умирает от инфаркта с медицинской точки зрения, но такое ощущение, что на самом деле — от скуки, от нежелания ее дожидаться, от предчувствия, что она, проклятая, вот-вот его догонит.
