«Самыми сложными были первые дни и последние»
Пропуска от комендатуры, угрозы с оружием, потеря близких, постоянный страх и тягостное ожидание — вот привычные реалии для суджанцев после вторжения ВСУ. После освобождения города их эвакуируют в пункты временного размещения, где обеспечивают питанием, одеждой, помогают с оформлением документов и социальных выплат. На сегодняшний день из Суджанского района вывезено уже более 500 человек. Специальный корреспондент «Известий» побывал в одном из ПВР, где разместили эвакуированных, и узнал, что такое семь месяцев под оккупацией.
«Вы в оккупации»
Спортивный зал в одном из тыловых поселков Курской области, оборудованный под пункт временного размещения. Журнал со списком эвакуированных на входе — с утра до ночи сюда звонят родные пропавших. Раскладушки и тумбочки от одних футбольных ворот до других. Выстроенные в ряд столы и скамейки — импровизированная столовая. Кого-то из беженцев спустя день-два находят и забирают родственники. За кем-то, увы, приехать некому.
73-летняя Валентина Васильевна из тех, кого никто не встретил с распростертыми объятиями. Муж и ребенок давно умерли. Оставалась мама, вместе они бедовали после нападения ВСУ в своей квартирке на улице Октябрьской возле ж/д станции Суджа. Но в ноябре у матери не выдержало сердце. «Не дожила до своего 95-летия. Как же я уговаривала ее дотянуть…» — вздыхает дочь. Похоронила маму Валентина Васильевна в палисаднике — прямо напротив окон.
Валентина Васильевна в Судже потеряла маму
В день нападения — 6 августа — она ничего не поняла. Видела наших ребят-военных, которые уезжали на машине. Выйдя на улицу, заметила, что соседей поубавилось. Потом наступила странная тишина. А спустя два дня к ней постучали.
— Заглянула в глазок, там люди в касках, — вспоминает суджанка. — Я подумала — мародеры. Кричу им: «Сейчас в милицию-полицию позвоню!» А они: «Никуда вы уже, бабушка, не позвоните. Немаэ никого. Мы — Вооруженные силы Украины. Вы в оккупации!»
«Мы вас освободили»
Валентина с мамой остались вдвоем в двухэтажном доме на 16 квартир, все соседи выехали. В новообразованной комендатуре (орган военной полиции) пришлось получить пропуска, в которых подтверждалось, что они местные жители. Выдали на шесть месяцев. Женщина спросила: «Это что же, вы тут полгода стоять будете?» Ей ответили: «А может, и год!»
Газа, света и воды, делится она, не было. Денег никаких не ходило. Продукты брали в распотрошенных вэсэушниками магазинах: воду, крупы, консервы, сухари. О преступлениях против мирных жителей слышала, но своими глазами не видела. Стоящие рядом украинские мобилизованные солдаты в целом не обижали, но предупреждали: «Будьте осторожны. Бывают всякие!»
Еду готовила на кирпичах во дворе. В квартире установила буржуйку для обогрева. Однажды в развалинах нашла радио на батарейках, взяла с собой и дома, накрывшись ватным одеялом (чтобы, по ее словам, ВСУ не поймали сигнал), слушала новости с родной территории, а потом пересказывала маме, пока та была жива.
Освобождение встретила 12 марта. Брела по улице. А тут — парни с красными повязками. Пригляделась, спросила: «Вы далеко идете?» Те в ответ, широко улыбаясь: «А вы знаете, что мы вас освободили?» Остановилась, обняла, заплакала. Сказала: «Пойдемте накормлю!» А они: «Нет, нам вперед еще идти надо».
«А куда денешься…»
Через две раскладушки сидит другая женщина — 63-летняя Александра Ивановна. Рядом с ней ящичек, в котором шевелит ушами кролик.
— Яша, — говорит ласково она и смеется. — Подобрала его в разбитом зоомагазине. Все животные там погибли, а он один, еще крохотный, уцелел. Сидел в уголке и меня ждал.
Александра Ивановна чуть заикается. Путает слова, забывает имена, всё время как будто пытается сосредоточиться и через слово повторяет: «А куда денешься…» Улыбка на ее лице появляется только тогда, когда она вновь и вновь обращается к своему питомцу.
Александра Ивановна вместе со спасенным кроликом Яшей
— Яшка, не бойся! Тут спокойно, — гладит она его и подкладывает капустных листьев. — Привык он ко мне. И я без него никак. Самое тяжелое время вместе пережили…
В ее многоквартирном доме оккупанты-мародеры постепенно разграбили всё. Сунулись было и к ней в квартиру, выломали дверь, думая, что внутри никого. Вручила молоток и заставила забить обратно. Тащили, рассказывает, любое ценное: технику, мебель, компьютеры. Особенно старались отыскать ювелирные изделия, переворачивали всё вверх дном. Вывезли весь автопарк в городе — от школьных автобусов до тракторов. Резали цветные металлы.
Кролик Яша
В Курске живет ее дочка Наталья. Сегодня они увиделись, спустя семь месяцев. Сначала почему-то даже не узнали друг друга. В ближайшее время Александра Ивановна наконец сможет переехать в нормальное жилье, где есть тепло, свет, вода.
— А куда денешься… — повторяет она, в который раз обращаясь к своему кролику.
«Наша надежда и опора»
В семье Белобровых четверо детей. Старшему, Богдану, 24 года, младшей, Анне, 13. Отец Виктор трудился слесарем в «Теплосетях», мама Света — помощником воспитателя в детском саду. Возможно, они бы и успели эвакуироваться в самом начале, но в ночь на 6 августа старший сын, тоже слесарь, ушел на смену. А 7-го трасса из Суджи уже была перерезана, на глазах Белобровых ВСУ расстреляли машину, в которой ехала семья с ребенком. 9-го в город вошла бронированная техника с треугольниками на бортах (знак украинской армии). Тогда же солдаты с оружием пошли по квартирам и подвалам — искать российских военных.
Светлана Белоброва — мама четверых детей
— Самыми сложными были первые недели оккупации, когда приходилось адаптироваться к новым условиям, налаживать быт, — рассказывает Богдан. — И последние дни, когда шли обстрелы, бои. К счастью, всё произошло быстро. Накануне 12 марта мы увидели на нашей улице отступающую группу из семи украинских солдат, потом еще тройку. Они были угрюмые, торопились. А скоро зашли наши пять штурмовиков. Как только представилась возможность, все мы, кроме папы, эвакуировались. Он решил выехать самостоятельно на своей машине и привезти вещи.
Эта самую машину, продолжают Белобровы, боевики у них не единожды пытались забрать. Приходили, спрашивали, требовали, но, боясь жалоб в комендатуру, отступали. Самый неприятный эпизод произошел, когда пожаловала очередная группа с автоматами и стала угрожать расстрелом. Не получив ключей от авто, пообещали вернуться. Но больше их не видели.
— На нашей окраине, в районе ж/д станции, еще более-менее спокойно было, — рассказывает мама Света. — Да и сама комендатура рядом находилась. А чем дальше к границе, тем тяжелее — там и наемники базировались. В Гончаровке, говорят, мирному населению совсем жизни не было.
Богдан Белобров вместе с девушкой Лесей: испытания преодолевали вместе
И добавляет, указывая на Богдана:
— Сын возмужал за эти полгода. Раньше тихий и скромный был, а теперь совсем другой, в ответе за всех! Они с отцом были нашей надеждой и опорой.
Два дня спустя после эвакуации из Суджи детей и жены папа Виктор, собрав вещи, а также слесарные инструменты (на новом месте придется начинать жизнь с чистого листа) и захватив кота, дождался короткого «окна», когда вражеские FPV-дроны из-за ветра на время замолчали, выгнал из гаража машину и рванул к своим. Ехал без лобового стекла, на предельной скорости, до самого Большого Солдатского (25 км), опасаясь атак с неба. Добрался без происшествий, выдержав последнее испытание. В настоящее время семья Белобровых воссоединилась.
