Дельфин: «От своих песен я никогда не плачу»
Андрей Лысиков, один из самых загадочных музыкантов, больше известный широкой публике под псевдонимом Дельфин, сегодня отмечает свое 45-летие. Певец поколения, родившегося на сломе эпох, экс-участник скандального трио «Мальчишник», альтернативной рок-группы «Дубовый Гаайъ» и экспериментального проекта «Мишины дельфины» поговорил с корреспондентом «Известий» Евгенией Коробковой.
— Андрей, вы чувствуете, что вам 45?
— Чувствую. И в физических моментах, и в том, что я стал понимать вещи, которые вообще не хотел бы осознавать и вспоминать. С возрастом само пришло. Понимание про людей, про друзей, про любовь. И вообще про всё это странное место.
— А вы сейчас где находитесь?
— В аэропорту. Улетаю на концерт в Пензу. Но под странным местом я жизнь имел в виду, а не аэропорт.
— Помните, Ходасевич, перешагнув определенный рубеж, написал: «Я, я, я. Что за дикое слово! / Неужели вон тот — это я? / Разве мама любила такого, /Желто-серого, полуседого / И всезнающего, как змея?»
— Меня такие мысли не покидают. Не то чтобы они приходили только в дни рождения. Я непрерывно об этом думаю.
— Поэтому вы в постоянной депрессии?
— Это не так. Просто мне повезло чуть больше, чем другим. Я могу решать свои проблемы путем переосмысления и переживания. Так я освобождаюсь.
— Сегодня выходит ваш новый альбом «Она». В нем тоже позитива не будет?
— Нет, я хотел бы поправить. Сегодня вышел мой трек «Помни»» из альбома, а целиком альбом можно будет послушать только 20 октября. А что касается позитива — смотря что вкладывать в понятие «позитив». Это слово у всех совершенно разное, насколько я понял. Для меня позитив — это хорошо сделанное дело.
— «Она» — это хорошо сделанное дело?
— Не знаю. Иногда мне кажется, что не очень, а иногда — ничего (смеется).
— В прежних хитах вы говорили, что держите дверь закрытой для любви, и называли любовь «той, что в белой фате со злобным оскалом по свету рыщет». Образ любви в новом альбоме изменился?
— В этом альбоме нет таких сложных проблем, мне кажется. «Она» задумывался как максимально доходчивый материал для слушателя. Своего рода эксперимент. Если предыдущий альбом был очень нагружен смыслами — и музыкальными, и литературными, то этот материал — абсолютно прост, доступен и понятен при прослушивания.
— Вы создали жанр эмоционального хита. Расскажите, что это?
— Это термин родился из объяснений журналистам. В прошлом альбоме я сконцентрировался исключительно на текстах и поставил их во главу угла. Но в новом альбоме такого нет. Это скорее как дворовая песня. Два притопа, три прихлопа.
— А нет ли у вас желания исполнить великую поэтическую классику в жанре эмоционального хита?
— Нет такого желания. У меня и любимого поэта нет. Вернее, так: у всех признанных поэтов я нахожу стихи, которые мне очень нравятся. Но у меня нет одного любимого. И современных поэтов я читаю мало. Почему-то так бывает, что после прочтения современной поэзии всегда хочется читать классику.
— Что вы думаете по поводу Шнура и Басты? Недавно режиссер Сергей Соловьев назвал Басту величайшим поэтом современности...
— Нет, ну это далеко от поэзии, я так думаю. Баста — это гопническая история. Шнур — это классный коммерческий проект, который хорошо работает и основан на той пошлости, которая в нас всех так или иначе присутствует, какими бы снобами мы ни были.
— Вам не кажется, что Шнур напоминает ваш «Мальчишник»?
— Да, я согласен, напоминает. Своим эпатажем напоминает. Но... все-таки это не то.
— Писатель Александр Снегирев спрашивает: «В чем секрет вашего творческого долголетия, дорогой Дельфин?»
— Скорее всего, во внутренней борьбе с собой, результатом которой являются стихи, пластинки. Пока борьба продолжится — я буду.
— Про вас говорят, что ваша музыка «подвешена на отдельной от остальных бельевой веревке». Вы — чуть ли не единственный современный поэт, который постоянно меняется и взращивает свою аудиторию. Начиная от простых текстов «Мальчишника», которые просвещали в вопросах пола, заканчивая сложной философией сборника «Андрей». Вам не страшно меняться? Ведь, меняясь, вы рискуете потерять своего слушателя.
— Не то чтобы мне страшно (пауза). Но мне скучно находиться в рамках и быть предсказуемым. Мне кажется, что мы в любом случае потеряем своего читателя и слушателя. Мы же не во времена Львов Толстых живем. Поэтому так получается, что люди, которые не хотят меняться, свою аудиторию быстрее потеряют. Я сделал вывод, что меняться — это более правильная и нескучная стратегия.
— Но меняться — это умирать.
— Нет, вы слишком глубоко сейчас говорите, надо быть проще.
— Вы знали, что дельфин — это символ смерти в античности?
— Прикольно, не знал. Впервые слышу.
— Я смотрела клип на песню «Весна», сделанный на материале Олимпиады-80, и снова не могла удержаться от слез. Вы часто плачете, когда смотрите свои клипы?
— Нет, я не плачу, потому что свои клипы не пересматриваю и не слушаю то, что я делаю. Я столько раз возвращаюсь к одному и тому же материалу в момент создания, что потом не хочется ни слышать, ни видеть.
— А не хотели бы выступить на Олимпиаде?
— Нет, я не думал об этом. Но вообще, конечно, выступить не отказался бы.
— Расскажите о вашем гастрольном туре.
— Мы находимся в постоянной поездке, причем в разных городах играем либо электрическую, либо акустическую программы. В Москве и Питере, например, будет электричество, а в Пензе, Тольятти, Самаре и Великом Новгороде — акустика. Это хорошее разнообразие. Мне хочется и электричества, и акустики, а во время тура есть возможность чередовать. В преддверии выхода нового альбома, кстати, выступим в Санкт-Петербурге, это будет 8 октября, а 29-го — в Москве, на концертной площадке, которая называется так же, как и ваша газета.
— Вы музыкант, поэт. Что дальше? Может быть, фильмы будете снимать?
— Возможно. Я бы хотел себя увидеть в качестве режиссера. Ничего специально для этого не делаю, но, возможно, так сложатся обстоятельства и я сниму фильм.
— В одной из ваших песен говорится о том, как дети решили драться и мстить взрослым. «За то что взрастили слабость в гнездах бетонных клеток». Сегодня «поколение слабости», о котором вы пели, уже выросло. Что нас ждет дальше?
— Сильных людей во все времена было мало и будет мало. А что дальше (очень долгая пауза). Боюсь, что я не смогу ответить. Посадку на самолет объявили...
