В поисках праведных: роман-катастрофа в разговорном жанре
Жанр городского романа с чертовщиной давно и прочно занял место в умах и сердцах читателей. От «Мастера и Маргариты» до «Альтиста Данилова» — вмешательство дьявольских сил в жизнь и быт человечества традиционно происходит в Москве. Правда, в дебютном романе Кирилла Ляпунова «Надломленные. Хроники пикирующей Цивилизации» инфернальное не имеет человеческого воплощения, а таится в самых обыденных и привычных вещах. «Известия» — о первой книге начинающего автора.
За чашкой чая
Разговоры на кухне издавна любимы в России. Здесь, в домашнем тепле и уюте, делятся сокровенным, здесь сталкиваются философские концепции и ведутся споры о судьбах мира за чашкой крепкого чая, а то и рюмкой чего-то покрепче. И хотя место действия большей части романа — не кухня, а кабинет психотерапевта, ощущение домашнего уюта остается вполне осязаемым. Комфортные кресла, ласкающий взгляд старомосковский пейзаж за окнами, ароматный чай в чашках, заваренный по вкусу собеседника, — с самого начала автор не жалеет деталей для описания сцены будущего действа, как нельзя более подходящей для общения по душам.
Но общения по душам не получается. И хотя для главного героя, опытного психолога Аркадия Кузнецова, это не становится сюрпризом, невозможность истинного, человеческого контакта с собеседниками гнетет и его. Один за другим проходят перед ним клиенты — череда типичных людей современной эпохи с их вполне обыденными проблемами, которые под внимательным взглядом профессионала раз за разом оказываются какими-то ненастоящими, словно мнимые величины в учебнике математики. От модника-миллениала, всерьез боящегося за хрупкость своей личности в столкновении с необходимостью зарабатывать себе на жизнь, до престарелого наркомана, чьи радости жизни дозированно отмеряет его властная мать, — все они кажутся не людьми, а симулякрами, восковыми фигурами из музея мадам Тюссо. И даже когда главному герою удается раскопать за искусственным, наносным их истинное, слабое и беспомощное «я» — кажется, они скорее пугаются, чем радуются этому, стараясь поскорее забыть о нем. И мы невольно вместе с героем задумываемся: что происходит? Почему эти люди стали такими? И сможет ли помочь им даже самый профессиональный психолог?
Роскошь человеческого общения
Автор не спешит давать своему читателю прямых ответов, скрывая их за многослойными описаниями персонажей — как главных, так и второстепенных. Напускное, искусственное сходит с них слой за слоем — но под каждым из них вновь обнаруживается пустота — как у юной героини, создавшей несколько десятков виртуальных личностей, чтобы привлечь популярного рэпера, но так и не сумевшей за виртуальными заботами сформировать собственную личность. Да и сам главный герой — в каких моментах он искренен? В своей любви к детям — или в полном непонимании их личных склонностей, желаний и потребностей? В сочувствии своим подопечным — или в завуалированных насмешках над ними? «В нем уживалось подчас несовместимое: повышенное чувство долга и тяга к неконтролируемому пьянству, глубокая любовь к жене и детям с отвращением к совместному времяпрепровождению, почтение к родителям и застарелый конфликт с ними»… Словом, и сам герой, невзирая на свою почтенную профессию целителя душ, явно не сумел взрастить цельную душу в самом себе.
Более глубокие ответы приходят вместе с другими персонажами — представителями разных социальных страт, из мыслей и взглядов которых, как в гигантском калейдоскопе, постепенно складывается пугающая картина реальности, в которой за туманом обыденности проступают истинно булгаковские инфернальные черты. И хотя у персонажей нет ни когтей, ни рогов, ни даже тяжелого воландовского взгляда, всё же эта пугающая мрачная сила пустоты понемногу становится на страницах почти осязаемой, а подчас и заметной невооруженному взгляду, как, например, в сцене посещения школьной экскурсией океанариума. «Дети… практически не общались между собой. То, что Аркадий принял за пение, было звуками, издававшимися гаджетами, в каждом из которых прокручивался какой-то свой ролик. Разномастные движения чаще всего оказывались попытками сделать селфи». Как с грустью резюмировал еще один, умный и циничный пациент Кузнецова, «человек виртуальный, homo virtualis, — это новый тип, постепенно теряющий способности к аналитическому мышлению». Впрочем, и этот персонаж, осознавая ценность настоящей, истинной жизни, оказывается приверженцем виртуальной реальности, которая приносит ему миллионы.
Мало избранных
«Век расшатался — и скверней всего, // Что я рожден восстановить его», — этими словами Гамлета мог бы сказать о своей миссии главный герой романа. Но московскому психологу она оказывается не под силу. Силам тьмы могут противостоять лишь силы света — и на помощь герою, словно на призыв жаждущей спасения души, приходит священник отец Серафим. С его появлением непреодолимый водораздел между духом и плотью, истинным и мнимым, злом и добром наконец становится отчетливым, а многие казавшиеся трудноразрешимыми проблемы решаются словно бы сами собой.
Вопреки, быть может, опасениям читателей, отец Серафим появляется на страницах романа отнюдь не с огненной — и утомительной для чтения — проповедью на устах. Он живой, земной человек, умеющий объяснить сложные вопросы бытия понятными любому словами. «Пять минут в объятиях красотки и пять минут у стоматолога идут совсем по-разному», — казалось бы, незатейливая шутка становится наглядной иллюстрацией для парадоксов течения времени. Отец Серафим воплощает собой одну из важнейших для автора идей человечности. Людям требуется человеческое тепло, которое невозможно получить через тачскрин и клавиатуру — а меж тем люди уже почти разучились делиться этим теплом. Отец Серафим же щедро, не считаясь, дарит его окружающим и, наверное, единственный из всех героев книги искренне верит в грядущее возрождение человечества. Да, через боль, быть может, и через смерть — но как иначе совершаются в нашем мире все по-настоящему великие шаги? И поэтому похороны в последних главах романа наполнены светом, а финальная сцена гибели человечества воспринимается Аркадием со спокойным умиротворением. Книга жизни еще не окончена. Ее лучшие страницы впереди.
