Желание сразу же пересмотреть только что показанный фильм впервые посетило меня в дошкольном возрасте, причем это был не «Айболит-66» или «Неуловимые», а довольно мрачная и циничная комедия для взрослых с элементами садизма — «Берегись автомобиля». В общем, готовность высидеть сеанс дважды ради единственной сцены стала первым нездоровым порывом детской души, и, разумеется, этот порыв усмирили. Меня поразил эпизод, в котором человек в одежде священнослужителя ведет себя совсем не как поп — в пустынном месте, под шум прибоя, уверенно произнося какие-то заклинания на неизвестном языке, моментально переходя на русский.
Не имея доступа к текстами зарубежных шлягеров, молодежь охотно импровизировала, подражая голосам «битлзов», или просто-то каких-то «чехов», «поляков», или «югославов». Так и я лопотал, тщетно пытаясь зафиксировать то, что, как мне тогда казалось, я смог запомнить. Единственное, что мне удалось отыскать в те годы, что как-то напоминало бы речитатив Баниониса, была коротенькая композиция группы The Monkees с магическим названием Zilch! У странного покупателя краденой «Волги» поклонников оказалось больше, чем я думал, и все они желали в точности узнать, что же говорит этот «пастор»?
Первую большую роль, да и сам образ Баниониса заглушало страшное название картины — «Никто не хотел умирать», а также эффектная кличка злодея — Домовой.
Отчасти мне повезло — в следующем фильме, «Операция «Трест», Банионис говорил более понятные вещи, но тоже своим голосом:
— Барон фон Стауниц, Эдуард Оттович.
— Действительно «фон»? — недоверчиво переспрашивает балтийского коллегу Игорь Горбачев, тут же простукивая некое двойное дно — то ли неарийское происхождение, то ли примесь негритянской крови, не в прямом, разумеется, смысле. Хотя аристократы и беляки из «бывших» больше похожи на довоенных негров, не чуждую культам вуду, гаитянскую знать, нежели на помещиков такого-то уезда.
— Черт бы побрал этого психопата! — оставшись в одиночестве, устало произносит барон, узнав о самоубийстве поэта-кокаиниста.
Фразы, сказанные таким тоном, хотелось записывать на магнитофон, что мы неоднократно и делали, чтобы не маяться в ожидании повторных показов.
Хозяйка бара в призрачном академгородке Доргейт сообщает герою Баниониса, что у того «глаза больной собаки», взгляд человека, которому есть о чем помнить и есть что скрывать. Он почти везде был чем-то похож на «позднего» Синатру после 50, в блейзере с надписью на спине «Сборная США по пьянству», хотя в его облике не было ничего специфически западного, а молчание Баниониса идеально выражало то, о чем поет Фрэнк, — обманчивую скромность и вежливое отчаяние: Я ведь в штабе у Гальдера служил.
В самых ярких картинах с его участием довольно много жестокости и насилия, пыток и болезненных метаморфоз между жизнью и смертью, но фантастика и патология читаются лишь во взгляде актера, которому известно гораздо больше. Это бесподобный Масюлис, жертвуя репутацией, играл «немцев», а Банионис в основном «наших» или совсем наших из прошлого и будущего — от Саввы Морозова до Криса Ке… ну да — Кельвина, и эстонских «баронов» с поддельным акцентом. Похожий шантажирует Баталова в «Деле Румянцева».
Барон фон Синатра (с плебейским ударением на первом слоге)? — блажен, кто верует. В странноватом вестерне «Вооружен и очень опасен» и в «Бегстве мистера Мак-Кинли» его американцы куда больше напоминают усталых правдоискателей и внутренних эмигрантов в тогдашнем СССР. Советский гражданин не может петь, как Синатра, но не пропетое им можно прочесть на выразительном лице актера.
В дальнейшем любили подчеркивать, что героев Баниониса озвучивал, находясь за кадром, Александр Демьяненко, меланхоличный и призрачный «Шурик». Доктор Шурик, выслеживающий нацистского мистера Хайда в «Мертвом сезоне».
Даже диктор радио «Свобода» в очерке, высмеивающем засилье советских разведчиков на экране, был вынужден назвать Баниониса обаятельным. Банионис не смешон и не героичен, он именно обаятелен, как умный, видавший виды мужчина, который не умеет рассказывать анекдоты. Порядочный — говорили про таких актеров телезрители, на глаз оценивая их моральный облик на сцене и в жизни.
С возрастом зритель начинает чудить и гурманствовать, выбирая что-нибудь одно между голосом и образом. В Банионисе обитали двое. Но дублировал только один — Демьяненко. Однако современная техника позволяет нам услышать Шурика, отвечающего товарищу Саахову с литовским акцентом… Пример такой «обратной» имитации демонстрирует и Чурсина в картине «Два билета на дневной сеанс», и Сенька Хорек в уже упомянутом «Деле Румянцева».
Банионису и Демьяненко был очень близок рано умерший американский актер Росс Мартин, сыгравший пришельца-инопланетянина в одном из эпизодов «Сумеречной зоны». В сумеречной зоне между Доргейтом и Солярисом есть много общего с мудростью и пессимизмом этого великого сериала.
Теперь меланхолия мертвого сезона слышна отчетливей, заметнее стало темное родство. Когда смотришь «Мертвый сезон», возникает ощущение, что великолепную музыку Волконского, сопровождающую охоту за чудовищем в маске ученого, сочинил и исполняет сам мистер Лонсдейл, хотя по сюжету он лишь продает увеселительным заведениям музыкальные автоматы с «джазовыми новинками».
Советский разведчик похож на джазового пианиста, играющего для себя в опустевшем баре. Так выглядит далекий от реальности утомленный джазмен в представлении тех, кому ничего не известно об этом жанре из первых рук.
Будь наш Ладейников простым частным детективом с опытом войны в Корее, было бы еще… Впрочем, и так хорошо.
Незабываемо и камео католического пастора, сопоставимое с гробовщиком Либераче в «Незабвенной» у Тони Ричардсона, — первый образец отечественного рэпа на республиканском языке.
Перевербованный чекистами дворянин Якушев пересекает трамвайные пути, проложенные после смерти всех участников истории с «Трестом», под демонический перезвон виброфона.
Горбачева подстерегает Баниониса:
— Я от доктора Любского, он очень обеспокоен вашим здоровьем.
И добавляет, словно приглашая всех нас на ночной сеанс:
— Зайдемте.
Мир аристократии тесен. Круг людей уникальных — еще уже. Благодаря их дарованию мы слышим голоса и видим образы, которые в древности могли видеть и слышать только фараоны. Конечно же, в тогдашних мистериях вместо оживленных истуканов тоже говорили и действовали жрецы-иллюзионисты, но это были великие актеры.
Вечная им память.
