«Мертвые души» сыграли в ящике
В репертуаре «Гоголь-центра» появилось главное произведение Николая Гоголя. «Мертвые души» Кирилла Серебренникова — это почти полный перенос его латвийской постановки 2010 года, однако на языке оригинала спектакль смотрится совершенно иначе. «Русь, чего ты хочешь от меня?» больше не звучит как вопрос растерянного иностранца — теперь это попытка осознать себя и свое место в мире.
Впрочем, Чичиков до сих пор выглядит лишним в балагане, который устраивает на сцене режиссер. Одетый в серый офисный костюм, он словно принадлежит классу новых предпринимателей, которые совершают странные махинации, создавая деньги «из воздуха» через законные бюрократические лазейки. К каждому «клиенту» он старается найти индивидуальный подход: в одном случае льстит, в другом — проявляет настойчивость.
Вместо сцены «Гоголь-центра» — огромная коробка из ДСП — заколоченный мир мертвых, где вынуждены тесниться герои поэмы. Тема дороги отсутствует — все действие сконцентрировано в ящике, а помещики будто бы сами являются к Чичикову и настаивают на своем обществе.
«Мертвые души» Серебренникова разыграны в духе музыкальной буффонады с переодеваниями, где все роли исполняют десять мужчин, меняя костюмы на юбки не покидая сцены. Звезда «Интернов» Один Байрон играет Чичикова и Манилова по очереди с Семеном Штейнбергом, и, по уверению режиссера, от этой перестановки сильно меняется атмосфера спектакля. Неизменно главное — на сцене мужской, если угодно, брутальный мир маек-алкоголичек, автомобильных покрышек и обшарпанных столов, где легендарная птица-тройка обратилась пьяницами, которые сообразили на троих возле «Шиномонтажа». «Доедет до Казани?» — спрашивает один другого. — «Не доедет». И немедленно выпил.
Опрятный предприниматель Чичиков вынужден блуждать между ними, пытаясь провернуть свою загадочную для всех махинацию. Сначала его терроризирует семейство Манилова с детьми, которые лезут изо всех щелей. Затем вдовы-Коробочки, чахнущие над фотографиями умерших крестьян, проявляют к пришельцу навязчивую ласку. А гиперактивный Ноздрев вместе со «щенками» в белых рейтузах выглядит, словно главарь шайки бандитов из «Заводного апельсина» Стэнли Кубрика. Хуже него только горбатый сторож в морге Плюшкин, прикрывающий трупы крестьян дощечками.
Музыка Александра Маноцкова добавляет легкость насыщенному спектаклю. В какой-то момент действие останавливается, герои подходят к винтажному микрофону и начинают петь под аккомпанемент фортепиано авторские отступления — про Кифу Мокиевича, о юности и старости и, конечно, о Руси.
Собрав «урожай» мертвых крестьян, Чичиков несет огромную стопку пластиковых стаканов. Он с любовью разливает в них вино, выпивая за упокой крепостных и за успех грядущей аферы. Мероприятию, однако, не суждено успешно завершиться — в дверь вламывается праздная толпа во главе с Ноздревым, переодетым губернаторской дочкой, и устраивает на сцене сумасшедший дом. Чичиков в ужасе прыгает в окно — точно так, как главный герой пьесы «Женитьба», спасаясь от общества невесты.
Впрочем, в иные моменты в этом страшном водовороте событий проглядывают и «Вий», и «Шинель», и «Ревизор» — словом, весь Гоголь сразу, собранный внутри заколоченного досками пространства по воле худрука «Гоголь-центра».
