«Путь к тайнам мира лежит через детей и женщин»


21 декабря Андрий Жолдак — украинец по происхождению, немец по месту жительства и европеец по месту работы — выпускает в петербургском театре «Русская антреприза» им. А. Миронова спектакль «Мадам Бовари». С режиссером, слывущем провокатором, встретился корреспондент «Известий».
— Как вы выбираете материал для постановки? И почему «Мадам Бовари»?
— Я вот думаю: ставил ли я когда-нибудь тексты, которые меня не трогают, которые не проросли в меня? Такого не было. Я давно хотел пополнить свои сценические портреты женщин — а их у меня целая серия — флоберовской героиней. Мой немецкий продюсер, узнав о репетициях «Мадам Бовари», цинично так произнес: «Андрий, я не сомневаюсь, что ты выкрутишься, но вообще странный выбор». Этот же материал, мол, такой бульварный, сладкий.
Одна из актрис, играющих в спектакле, сказала недавно: «А я вначале думала, что буду такая красивая, в платье с рюшечками». Это она сказала, лежа на сцене в крови, побитая, а внутренне — вся пульсирующая, счастливая оттого, что ей пришлось распроститься с глупой мечтой.
— Но текст этот — жесткий и жестокий, в чем-то натуралистичный, и это соотносится с вашим стремлением к достоверности телесной, физиологической жизни.
— Я сам писал инсценировку, и, вычленяя из романа отдельные реплики, сочетания слов, обращал на них внимание артистов: «Вы посмотрите, это же просто Сара Кейн! Это самая что ни на есть современная драма». Флоберовский текст звучит тотально современно.
— Вы можете повторить вслед за Флобером: «Мадам Бовари — это я»?
— Конечно. Я в своих спектаклях вообще высказываюсь прежде всего через женщин. Начиная ставить с той или иной труппой, я сначала репетирую с актрисами, они становятся проводниками моих мыслей и чувств.
Путь ко многим тайнам мира лежит через детей и женщин. Дети связаны с ангелами, а женщины — едва не самое таинственное творение Создателя — и с ангелами, и с демоническими силами.
— Если актрисы — alter ego режиссера, на них лежит особая ответственность. Как вы выбираете исполнительниц?
— Лена Калинина, играющая Мадам Бовари, пришла на кастинг, который я в этом году проводил в театре «Балтийский дом», но тот проект не состоялся. Также я был на спектакле Льва Абрамовича Додина «Три сестры», который мне очень понравился. Машу играла Лена, и там ею любуешься, как голландской живописью, а на кастинге она проявила особую страсть, силу и энергию.
В моем новом спектакле играет еще молодая актриса БДТ Полина Толстун. Лена — это мадам Бовари, а Полина — девушка Эмма, живущая в современном Петербурге. Видите, так встретились БДТ и МДТ (смеется).
— А что дает раздвоение героини?
— Две актрисы дополняют друг друга. У каждой из них есть нечто такое, чего нет в другой; это своего рода монтаж, и образ становится сложным, многомерным.
— Одна актриса сказала, что поражена, откуда Жолдак знает о сокровенных женских чувствах, ощущениях, взглядах на мир.
— Режиссеру сложно объяснять о себе самом. Я делю людей на тех, у кого большое сердце и маленькое сердце. Или, как я говорю, насос. У меня сердце большое, мне жалко воробья со сломанным крылом или девочку 14 лет, которую таскают по вокзалу. Я чутко реагирую и на красоту, и на уродство.
— Для многих режиссер Жолдак — это скандал, эпатаж, внимание у уродливым и низменным явлениям жизни, но при этом в ваших спектаклях есть тоска по гармонии, красоте, чистоте.
— Знаете, в «Мадам Бовари» должна была быть такая шутка. Из коробки появляется Рудольф Давыдович Фурманов и говорит примерно следующее: «Я Рудольф Фурманов, художественный руководитель этого театра, народный артист России, доверенное лицо президента. Я пригласил Андрия Жолдака на постановку. Он посадил меня в коробку, но это ничего: как артист я сумею оправдать. Условия приглашения были такие: Андрий, у тебя актеры не будут лизать пол, мастурбировать и материться». Правда, на прогоне спектакль шел 9 часов, его пришлось срочно сокращать на две трети, и этой сцены не будет.
За чем мы, режиссеры, охотимся в артисте? Мы ведь по природе охотники. Для каждого режиссера в актере есть свои раздражители, на которые режиссер реагирует, как дикий лев из пустыни. Вот прошла козуля — у льва ноль реакции, а прошла олениха, и зверь набрасывается на нее и разрывает. Лично для меня есть два важнейших раздражителя.
Во-первых, это чистота. Актер может быть сколь угодно техничным, наделенным даром лицедейства, но для меня важнее всего то, есть ли в нем чистота. Первозданность. Живет ли в актрисе девочка, а в актере — мальчик? Во-вторых — это страсть. Она — молния, которая соединяет нашу психику с богами. Я в ужасе спускаюсь вместе с актерами во внутренний лабиринт, чтобы убить кентавра, который сидит в каждом из нас, и таким образом выйти к ангелам.
— Как же, по-вашему, в современном театре обстоят дела с чистотой и страстью?
— Катастрофично, весь нынешний театр безжизненный, холодный. Поэтому европейские режиссеры обращаются к истокам культуры, едут в Африку, Индию, Японию. У актеров пропало ощущение ада и рая, которым наделены аборигены и которым обладал Артюр Рембо. Актер сегодня — нормальный, и в этом проблема.
— Вернемся к галерее ваших героинь: Федре, Медее, Кармен. Как думаете, мадам Бовари — новая ипостась той Женщины, через которую вы высказываетесь из спектакля в спектакль?
— В этом спектакле соседствуют Жолдак старый со своими наработками и своим почерком и Жолдак новый. В «Мадам Бовари» я рассчитываюсь со старыми чувствами, и здесь же во мне зарождается нечто новое.
Мария Миронова (Федра и Кармен), Елена Коренева (Медея), финские актрисы Альма Пейсти (чеховская Соня) и Криста Косонен (Анна Каренина), румынка Кристина Флутур, сыгравшая в «Жизни с идиотом»... В каждой стране я нахожу свою актрису.
Однажды, в начале процесса репетиций, я сел вместе с Леной Калининой и Полиной Толстун и начал диктовать им реплики — чтобы они записывали в свои тетрадки. «Радость Встречи», — сказал я и попросил показать, как они это написали. Они подумали, я хочу почерк проверить. Но я обратил внимание на другое. Слово «Встреча» они написали с маленькой буквы. «Нет, девочки, это слово пишется с большой». Бывают встречи с маленькой буквы, а бывают с большой. Сейчас я уверен, что когда я на днях уеду, в моей душе будет происходить мутация: от того, что с актерами прервалась связь, общение. Мне будет больно.