Пьер Гюго: «Фамилия не позволяет мне делать всё, что хочется»
С 13 по 17 ноября в Кремле пройдет юбилейное турне всемирно известного мюзикла «Нотр-Дам де Пари». Чтобы отметить 15-летие спектакля, Москву впервые посетил праправнук писателя Пьер Гюго. О тайнах семьи Гюго потомок Виктора рассказал корреспонденту «Известий» Виктории Ивановой.
— Почему вы решили приехать в Москву вместе с мюзиклом?
— Эта идея возникла еще в сентябре, когда русская делегация вместе с организатором гастролей побывала у меня дома, во Франции. Они предложили мне приехать посмотреть спектакль здесь, и в итоге всё сложилось. Я раньше никогда не был в России, хотя и страшно хотел: особенно мечтал побывать в Санкт-Петербурге, посмотреть Эрмитаж. Моя бабушка была русской и носила фамилию Шереметьева. Она уехала во Францию в 1915 году. У меня же долгое время не было возможности посетить Россию, я привык предпринимать поездки с какой-либо конкретной целью. Теперь же она появилась: посмотреть мюизкл, Москву и показать Россию жене.
— Вам так нравится мюзикл?
— Да. Хотя французскую версию я видел всего четыре раза, с Гару и Фиори. Однако еще 15 лет назад в Париже я встретил автора либретто Люка Пламондона, где-то за месяц до премьеры. Мы с Люком прошли весь текст от начала до конца. Он хотел проверить, нет ли в либретто неточностей. Я нашел буквально несколько слов, всё остальное было правильно.
— Вы следите за всем, что связано с именем вашего предка?
— Да, так или иначе. Сейчас я самый старый из всей семьи Гюго, и поэтому у меня, помимо всех других обязательств, есть моральные права. В отличие от оплачиваемых авторских прав, которые по французским законам истекают спустя 70 лет, моральные права не имеют срока действия. Они передаются по наследству и остаются за семьей навсегда. Если говорить точнее, то моральные права — это ответственность за все сочинения, которые когда-либо были созданы великим предком. И ответственность эту разделяет вся семья. Это касается не только писателей, но и композиторов, и хореографов.
— Однажды вы даже обращались в суд?
— Да, в 2002 году по поводу одного парижского издателя. Он решил написать и издать продолжение «Отверженных». Это был очень серьезный процесс длиной в семь лет. Но, увы, я проиграл. Суд проходил в несколько этапов, против меня выступили очень серьезные адвокаты, мой же, к сожалению, не был так силен. Более того, тогда практически никто не понимал разницы между авторским и моральным правом. И, кажется, даже сам суд не понимал. Увы, но это так.
— Подобные случаи во Франции частое явление?
— Был еще один случай с другим писателем — адаптация его сочинения была очень неудачной. Я же, когда затевал это судебное разбирательство, хотел создать прецедент, который послужил бы памяти не только моего предка, но и других деятелей искусства. Чтобы их родственники поняли, что могут бороться за свои права.
— Вы похожи на прапрадеда?
— Без очков и с бородой — немного. Хотя есть люди, которые считают, что я похож на молодого Виктора Гюго. Это странно, ведь я уже немолод (смеется). Внутренне — думаю, нет. Я очень уважаю моего предка и люблю. Но огромного чувства самодисциплины, свойственного Виктору Гюго, у меня нет. Хотя мы знаем, что Виктор Гюго очень любил поесть, я тоже люблю. Правда, он мог даже съесть омара вместе с панцирем, целиком, представляете? Я так не могу.
— По профессии вы — ювелир...
— Но написал пять романов. Последний вышел буквально неделю назад, это история о любви. А предпоследний — рассказывает историю семьи Гюго. Это не биография Виктора, их очень много, но роман о всей нашей семье. От Виктора Гюго до меня и моего сына. Мне бы хотелось, чтобы эта книга была переведена и опубликована в России.
— Какая она — семья Гюго?
— Я не сказал бы, что вижу какие-то особенные отличия от других семей. Разве что в нашей семье было множество талантов, уже после Виктора. Немало художников, писателей. К тому же все мои дети очень красивы. Старшей дочери 43, она сценарист, старший сын — шеф-повар в Нью-Йорке, еще одна дочь занимается модой в Париже, и еще один сын — галерист.
— Знаменитая фамилия мешает или помогает вам?
— И то и другое. Она помогает мне открывать все двери, но мешает делать всё, что бы мне хотелось. К тому же, я всегда должен думать о том, что делаю, ведь всё моментально становится известно.