Отрицалово отрицалова, или Апология безмятежности
Как обычно работает идеолог? Он совершает простую двойную операцию — почувствовать некие эмоции, а на основании этого поддержать власть, а потом передать — с помощью разных знаковых систем — это эмоциональное решение массам. Например, можно заставить возмутиться преобладанием феминного дискурса в Европе и даже построить концепт, согласно которому Россия — последний бастион мужской цивилизации. Можно заставить возмутиться богохульной природой современного искусства и поддержать режим как протектора православия, увидев Россию как последний оплот веры в безбожной Европе. Каждый раз дело идет о разжигании чувств (эмоционального отношения к некоему описанию ситуации), простройке отношений «свой–чужой».
Эмоции разные бывают, в том числе весьма деструктивные, и привести они могут к каким угодно действиям. В этом смысле эмоциональные политические технологии все время играют с огнем, с потенциальными потрясениями и конфликтами. Опора на чувства крайне опасна. Эмоциональная общественная поддержка в любой момент может смениться эмоциональными же обвинениями. Власть, отчетливо понимая это, очень осторожно использует эмоционально-идеологический подход и в выборных кампаниях, и в повседневном управлении. Собственно, чувства — это женское дело, и, разжигая страсти, власть, занимая место символического мужчины, должна была бы иметь дело со все более и более нервозной женщиной. Разжигать страсти выгодно оппозиции, которая надеется поймать свою рыбку в мутной воде оскорбленного достоинства.
Недавний выход книги Пелевина «Бэтман Аполло» был некоторыми рецензентами воспринят как плевок в лицо всем оппозиционерам, всем белоленточникам, всем «борцам с режимом». Книга и есть такой плевок, однако на гораздо более глубоком метафизическом уровне, чем это может показаться на первый взгляд. Книга совершенно лишает «борьбу за свободу», как бы ее ни понимать, высокого смысла, без которого эта борьба оказывается в радость только за деньги Госдепа.
Я не предполагаю, что Пелевин стал законченным лоялистом, для этого нет никаких оснований. Но великий писатель — на то и великий писатель, что он говорит правду, хочет он этого или не хочет. Правда же — вовсе не там, где кажется любому типу активистов.
Ключевой момент книги — загробное путешествие героя с Озирисом (прототипом которого, возможно, является умерший в 2010 году Евгений Головин, один из учителей Пелевина). Озирис под конец рассказывает герою о сущности Тайного Черного Пути, единственного способа обрести подлинную свободу, то есть свободу от себя, от своих желаний, стремлений, целей.
«Постепенно ты уходишь в отказ. Сначала — по отдельным параметрам. Потом в полное отрицалово. А потом в отрицалово отрицалова, чтобы не инвестировать в чужой бизнес никаких эмоций вообще».
Критика, в том числе (и особенно) в виде общественного протеста, просто разжигает страсти. Она только способствует тому, что человек становится пленником собственных эмоций. Более того, пленниками страстей становятся страны и народы. В России это хорошо помнят на примере революции и Гражданской войны, а потом — перестройки и развала СССР. Каждый раз хотели ведь всего самого хорошего, свалить коррумпированный и надоевший режим. А выходило очень уж жестко — то с кровавыми жатвами, то с потерей сбережений. Именно этот опыт обусловил уверенную прошлогоднюю победу Путина.
Почему хулигански звучащее «отрицалово отрицалова» — самая серьезная поддержка режима, которую можно вообразить? Это ведь лежащий на глубоком метафизическом уровне отказ от любых действий, которые нагружены эмоциональным отношением к происходящему. Такие действия всегда направлены на изменение существующего порядка вещей. Именно такие действия и создают карму, которая потом висит тяжелыми веригами на телах людей и народов. Враг человека — не режим, а он сам, не умеющий разотождествиться со страстями и эмоциями. Не зря наиболее глубокие мусульманские улемы подчеркивают внутреннюю сущность джихада. Простая идея, укрепляясь в умах граждан, дает режиму возможность передохнуть и заняться своим делом — поддержанием существующего порядка вещей. Безмятежность — то, что нужно каждому человеку, но это то, что на самом деле и нужно режиму от общества. Именно безмятежность, выраженная в отрицалове отрицалова, отказ инвестировать свои эмоции в чужие проекты — основа здорового общественного консерватизма, недоверия к любым возможным изменениям и перетряскам, сколь бы разумными они на первый взгляд ни казались.
Более того. Что делать человеку, не желающему служить собственным страстям? Просто продолжать служить тому, что есть, не вовлекаясь в это эмоционально. Разговор Кришны с Арджуной на поле Курукшетра («Бхагават-гита»), тень которого маячит за высказываниями Озириса, мог бы стать прекрасным идеологическим основанием для службы режиму. Арджуна переживает, что он испортит свою карму в предстоящей битве, где придется убивать. Но Кришна советует ему не переживать. Если он не будет переживать, он сможет исполнять свой долг, лично в это не вовлекаясь, и тогда выйдет за пределы кармических законов возмездия.
Ведь «режим» — это не просто синоним власти, это еще и обозначение власти над собой, дисциплины, отказа от рабства у собственных эмоций, неизвестно откуда взявшихся. Как говорил Шанкара, «мы делаем чужие дела, думаем чужие мысли, чувствуем чужие чувства». Другого выхода нет, но делать это нужно безмятежно. Это звучит просто, но нет ничего важнее и ничего сложнее. Любые революционные волны разобьются о бастионы этой безмятежности.
Настоящий консерватизм имеет своим противником не что-то конкретное, что делают или не делают люди, а эмоциональную вовлеченность в происходящее.
Именно поэтому Иисус отказался встать во главе еврейского освободительного движения, раз и навсегда сделав политическую революцию сатанинской практикой. Борьба с существующим порядком увеличивает меру страстей и увеличивает меру страдания. Именно поэтому Церковь имеет право и даже обязанность поддерживать любой режим — «кесарю кесарево».
