«Дон Кихот» в Мариинском сразил простотой


Оперу «Дон Кихот», написанную Жюлем Массне специально для Федора Шаляпина, современники нередко критиковали за безыскусность. Отмечая достоинства исполнения заглавной партии великим русским басом, зрители разводили руками — в музыкальной инкарнации роман Сервантеса предстал заурядной романтической безделушкой. Скажем, красавица Дульсинея, плод фантазии хитроумного идальго, женщина-образ и прекрасная дама в либретто Анри Кэна обратилась коварной светской кокеткой из плоти и крови. Подобная жанровая скованность обедняла трактовку — опера Массне становилась проблематичной для основы концептуальной режиссерской работы.
Постановщик и художник Яннис Коккос вышел из положения легко — он не стал усложнять оперу излишними смысловыми оттенками, а, наоборот, сгустил все краски, и добавив еще больше пронзительности. Действие разворачивается вокруг огромного фолианта, который не покидает сцену на протяжении трех часов. В центре мироздания — Книга, источник жизни и мысли, основа и результат человеческой фантазии; из нее будут возникать герои Сервантеса, на ее страницах будет вздыхать влюбленный Дон Кихот, она же станет надгробием Рыцаря Печального Образа в финале.
Сцена на площади, когда жители городка славят прекрасную Дульсинею, превращается у Коккоса в цветастый испанский карнавал. Красавица появляется словно Кармен, вся в красно-черном, и за счет нехитрых сценических приспособлений оказывается на три головы выше жалких поклонников и простолюдинов. Дульсинея Анны Кикнадзе преисполнена самоупоенного эгоизма, она ловко управляет настроениями толпы, кокетничает и картинно скучает, в то время как ее волевое меццо-сопрано звучит высокомерно.
Дон Кихот в исполнении знаменитого итальянского баса Ферруччо Фурланетто — подлинный классический герой, который возвышается над шумной праздничной толпой без театральных трюков. Его органика феноменально аристократична — зритель не знает, как выглядел Рыцарь сто лет назад, но, глядя на итальянца, хочется повторить все восторженные отзывы, адресованные россиянину Федору Шаляпину.
Очарование простотой — редкое чувство при просмотре современных оперных постановок, однако спектакль Янниса Коккоса пробуждает именно его. Дон Кихот ездит на черном железном коне, и оттого становится похож на ожившую статуэтку с книжной полки. Путешествие рыцаря и оруженосца перед каждой сценой предваряется аскетичным театром теней: молчаливые силуэты путников бесшумно «плывут» по огромному заднику Мариинки сквозь нарисованные горы и леса, и только потом актеры появляются на сцене. Первое объяснение Дульсинеи и Дон Кихота подчеркивается простой метафорой — чем больше девушка лжет, обещая выйти замуж за идальго, тем сильнее черные тучи затягивают печальный лунный диск на небе. Благородный рыцарь, полный решимости вернуть украденное ожерелье, уходит в ночной мрак.
Поклонники прекрасной Дульсинеи — Педро, Гарсия, Родригес и Хуан — сливаются в коллективного комического фанфарона и практически неотличимы друг от друга. А кучка разбойников, которые ловят Дон Кихота, то и дело срываются на разговорный русский, что намекает на их происхождение и одновременно усиливает контраст с благородным рыцарем. Санчо Панса Андрея Серова поначалу в меру юродствует и комикует, но в конце, оплакивая умирающего хозяина, становится в какой-то степени трагическим героем. И огромная луна, освещающая недолгую сцену прощания, снова погружается во тьму — уже навсегда.
Странным образом спектакль, в котором нет ни одного инновационного театрального приема, производит сильное завораживающее впечатление. Это безусловная заслуга режиссера, однако нельзя гарантировать, что без участия Ферруччо Фурланетто в заглавной партии успех «Дон Кихота» повторится.