Существует ли брошюра «Как сохранить счастье в одиночестве?» Кто-то говорил, что видел ее на лотке уличного букиниста. В общем-то рецепт предельно прост — не заводить друзей.
Человек в единственном экземпляре, будь то нищий философ или всесильный диктатор, — свободен и уникален. И все только потому, что не желает связываться с кем попало. Недаром самые отчаянные авантюристы предпочитали действовать в одиночку, предостерегая восторженных слушателей: «Один, только один. Вдвоем — тюрьма». Наиболее комфортно в одиночестве чувствует себя и самый непримиримый противник того или иного режима — никто не накапает, никто не заложит.
Мы не можем представить себе двух Гамлетов, говорящих в унисон «Бедный Йорик», и тем более — двух Гитлеров. Двое — это тандем заведомых неудачников. Двое — это Сакко и Ванцетти, это Розенкранц и Гильденстерн, которые, как известно, мертвы. Ибо «вдвоем» подчас не просто «тюрьма», но нередко и могила. Вдвоем — Моцарт и Сальери, на худой конец Леннон и Маккартни. В дуэте кто-то неминуемо либо бездарность, либо провокатор.
Можно воспроизвести ситуацию, но не действующего в ней героя. Одинок и уникален лимоновский Эдичка, этакий Павка Корчагин без комплексов и пулеметов.
Трагично, когда потенциальные герои объединяются, как последние пролетарии, в надежде, что их, героев, либо красиво шлепнут, либо произведут в главнокомандующие. Одно другому, кстати, не помеха.
Всего какую-то пару лет назад амбициозно настроенные молодые люди охотились за пособием «Как стать агентом Госдепа?» Книжица-призрак кочевала из сумочки в сумочку, совсем как «Женская сексопатология» — крамольный бестселлер семидесятых годов.
Сегодня в книжных лавках модных клубов хорошие господа тактично спрашивают: «Как ускользнуть из объятий оппозиции?» Разумеется, объединенной. То есть как вновь обрести то самое одиночество, когда вас не хотят замечать или понимать. Массовое паломничество туда, «где оскорбленному есть чувству уголок», способно все испортить.
Каждый однополый брак однопол по-своему, пока вы не поняли, что в таком режиме живет весь подъезд, весь квартал, вся планета... И где гарантия, что, допустим, не первый и не второй, а, скажем, тринадцатый гей-парад не выродится в угрюмое шествие благодарных трудящихся, когда «кролики идут, а норки стоят»?
«Дайте мне партнера! — требовал голосом Бориса Сичкина брайтонский евроскептик и тут же с горечью добавлял: — Родственников к черту, им давно не верю — ограбят, не оставят ни хрена...» Подобные вещи не принято воспринимать в всерьез, но Буба Касторский действительно оригинальный и актуальный куплетист.
Дочитав в школьные годы «Процесс» Кафки, я вдруг понял, кого мне напоминает герой романа в финальной сцене. Не шпиона Пеньковского и не мелитопольского маньяка Скрипку, приговоренного также к высшей мере, а убийство Кеннеди. Причем не важно которого — Джона или Роберта. Еще один исторический пример того, что «вдвоем — могила».
Ливийские товарищи изобразили кафкианский сюжет гораздо брутальнее и красочнее. Открыв телефонную книгу жертв на букве «К», неведомый нам гений уверенно ткнул пальцем в фамилию Каддафи.
Проблемы «как сохранить счастье в одиночестве» у Каддафи не было, его сгубили опасные друзья. Зато мы знаем, как зовут «Леди Макбет». Ее зовут Хиллари. Это имя проклинают все (или почти все) прогрессивное человечество. «Доигрался дурачок», — якобы сказал Сталин, узнав про самоубийство Гитлера. Об этом говорят с восторгом. Госсекретарю США никогда не простят ее «вау!» Далеко не самый кровожадный возглас в истории мировой политики.
Американских интеллектуалов и художников привлекла роль СССР в разгроме нацистской Германии. Цель святая — покончить с абсолютным злом. На удочку красной пропаганды клевали отнюдь не одни только бездарности и психопаты. Эти люди давно не подозревали, сколь далеко способны их завести просоветские симпатии. А великий провидец и патриот сенатор Маккарти выглядел средневековым мракобесом.
Но кого могут «манить» нынешние борцы со злом, вашингтонские крестоносцы? Кто симпатичнее молодому бунтарю — косноязычный Буш или романтик Саддам, собственноручно и собственной кровью переписавший не одну главу священного Корана? С кем воюют, на кого охотятся США — писатель Каддафи, врач Альенде, психиатр и поэт Радован Караджич! Что может противопоставить всей этой «цветущей сложности» дряхлеющий Дядя Сэм? Усталый цинизм и пресное «вау!» немолодой и не самой красивой женщины.
Увидев массовые протесты столичной молодежи, мы не сказали «вау», но отметили: мы всегда знали, что среди людей культурных много любителей кино, но мы не подозревали, что среди них столько поклонников кино арабского.
В советское время были арабские фильмы, но не было их любителей. Люди брали билет и смотрели. Но никто не подражал персонажам этих картин, зато встречались ценители кокетливой мимики египетских актрис. Когда, покончив с Насером, страну возглавил Садат и выдворил советских «советников», арабские фильмы показывать перестали. Вместе с ними рассосалась и «армия теней — абстрактная общность их условных зрителей. Эти люди не вымерли, они просто начали посещать другие сеансы.
Мыслящий консерватор Максим Кантор, кажется, выродил долгожданный афоризм, без которого успех философа не полон. Иногда таковым становится вполне банальное замечание: «Концерты в богатых домах даны».
Концерты в богатых домах — дело приятное и выгодное. Это вам подтвердит любой, кто хоть раз там выступал. Беда в том, что к песням из дворцов не прислушиваются в «хижинах». Там по-прежнему играет «Леди мадонна» в переводе Подберезского, с припевом «где деньги взять?» На что именно — уточнять не обязательно. Возможно, на что-нибудь такое, о чем даже в богатых домах говорят сперва страстным шепотом, а после — сквозь зубы, дав зарок впредь довольствоваться целомудренным Вертинским.
Песни этого второстепенного исполнителя у нас в каждой бочке затычка. Их обожают как правые, так и левые. Возможно, потому что Вертинский не картавит как местечковый плебей, а «грассирует». Вкусы оппозиционеров совпадают как неправильно зачеркнутые номера «Спортлото». «Хоть в урну, хоть под ноги — все равно».
«Вы никто, покамест ваше имя не знают во Владивостоке», — говорил один исполнитель роли Джеймса Бонда.
«Вы никто, покамест ваше имя не научились правильно произносить в Карачи», — говорил другой исполнитель этой роли.
В Карачи Вертинского явно не слушают. Разве что деды нашего посла...
Ничего оригинального в этом, разумеется, нет. Эзру Паунда боготворят неонацисты и филологи еврейской национальности. Его не переваривают только обособленные одиночки, холостяки духа, и не важно, из скольких полов состоит их формальный брачный союз.
Нам демонстрируют клетку, в которой томился поэт. Что-то вроде «обезьянника», где успели побывать почти все стихотворцы XX века. Банальная история, напоминающая миниатюру «Звонок из вытрезвителя». Но клетка, где сидел (почему-то не говорят, за что и сколько) Эзра Паунд, то и дело маячит в публикациях как пример варварского обращения с всеобщим любимцем поклонников поэзии, понятной единицам. Смерть или несчастный случай можно эксплуатировать по нескольку раз в году. День рождения — день гибели. День триумфа — день катастрофы. Горе лишь тем, с кем так ничего и не случилось. Чье «кровавое воскресенье» так и осталось в виде эскиза или черновика.
Душевнобольной автор фразы «помыли Кикапу в последний раз» ошибался.
Чем занимаются по обе стороны виртуальных баррикад?
Моют Кикапу.
Бреют Кикапу.
Полгода он лежит в темноте, грязнится и обрастает бородой. Но вот наступает банный день — полярный банный день, когда Кикапу начинают готовить к полярной брачной ночи, напевая «помыли Кикапу в последний раз... эх, раз! еще раз! еще много-много раз!..
