Овидий попал на свалку истории
На «Платформе» сыграли премьеру «Метаморфоз» — спектакля Давида Бобе, Кирилла Серебренникова и его учеников, которые переложили поэму Овидия на язык современного театра.
«Седьмая студия», начинавшая со злободневных «Отморозков», в этот раз взялась за произведение, казалось бы, бесконечно далекое от сегодняшнего дня. Поэму Овидия предложил для постановки молодой французский режиссер Давид Бобе, уже работавший с учениками Серебренникова над спектаклем «Феи» в МХТ им. А.П. Чехова. И удивился, узнав, что эта книга у нас, мягко говоря, не очень популярна, в то время как во Франции ее знает каждый школьник. Все дело в том, что у них Овидия переводят не классическим гекзаметром, а доступным современным языком, так что мифы о богах, героях и титанах становятся доступными и понятными, как криминальное или любовное чтиво. А уж сюжеты там ой-ой-ой: то дочь спит с отцом, то мужчина превращается в женщину, то мать, охваченная жаждой мщения, делает из сына шашлык... Жуткое дело.
Чтобы на русском эти тексты зазвучали так же остро, пришлось делать новый прозаический перевод, а драматург Валерий Печейкин адаптировал его к современным реалиям. Так, Орфей здесь сетует, что даже после смерти его возлюбленная Эвридика продолжает жить в социальных сетях и ей можно отправить сообщение. Между персонажами бродит бомжеватый Овидий, не сумевший добиться успеха при жизни, но обеспечивший себе литературное бессмертие. Но главным связующим звеном с нынешним днем становится придуманный Печейкиным новый персонаж, которого отлично играет Никита Кукушкин. За оскорбление богов он был осужден на превращение в животное, но жидкость для метаморфозы «разбодяжили», и он остался в мучительном пограничном состоянии получеловека. Это жалкое существо взывает к милосердию судей, но его не слышат. И тогда, отчаявшись, он бросает новые оскорбления богам — вполне в духе «Отморозков». Как видите, от злободневности на «Платформе» не спастись даже античной классике.
Но, конечно, актуальность этого спектакля не в политических намеках, а в способе подачи материала. Давид Бобе, начинавший свою карьеру с инсталляций и перформансов, занимается синтетическим театром, где драма и танец, музыка и свет, акробатика и видеоарт существуют на равных. Это то, что мы часто видим на международных фестивалях и крайне редко — в наших репертуарных заведениях.
Действие происходит на какой-то свалке истории, где среди покореженных автомобилей бродят тени былых героев. Движения и лица актеров тут мгновенно «оцифровываются» и выводятся на экран в виде компьютерной голограммы. Перед задником находится громадная решетка, на которой юркие фигурки артистов вдруг застывают в контровом свете, напоминая силуэты пришпиленных энтомологом насекомых. И это тоже метаморфозы, происходящие с человечеством. Ученики Серебренникова необыкновенно пластичны и энергичны, они поют, танцуют, скачут по остовам разбитых машин, и этот драйв вкупе с пением темнокожих конголезских артистов придает действию какую-то архаическую окраску.
Конечно, не все эпизоды получились равнозначными, некоторым пока не хватает актерской выразительности. Но каждый из них решен по-своему. Например, Риналь Мухаметов, изображая самовлюбленного Нарцисса, иронично отстраняется от своего героя. «Вот так грубо он ответил на чувства девушки», — комментирует актер. А Екатерина Стеблина, напротив, так погружается в историю детоубийцы Прокны, что мороз пробегает по спине. И чем ближе к финалу, тем страшнее становятся сюжеты: с Марсия живьем сдирают кожу, Орфея убивают отвергнутые им вакханки, сестру Прокны насилуют и отрезают ей язык. И древние мифы вдруг начинают походить на современный хоррор, недалеко ушедший от сводок криминальных новостей. 
В конце концов грозный Юпитер не выдерживает беспредела и насылает на землю всемирный потоп. Перемазанные кровью артисты картинно тонут, оставляя на сцене одинокую полутварь, которая диагностирует, что зла на земле больше, чем добра. С чем, посмотрев этот жутковатый анонс скорого конца света, трудно не согласиться.
