Остановленное мгновенье
Может ли основой фильма стать классическое живописное полотно? Знаменитый польский режиссер и художник Лех Маевский отвечает «да». Его фильм «Мельница и крест» заимствует персонажей и место действия из знаменитой картины Питера Брейгеля-старшего «Путь на Голгофу» и событий, связанных с ее созданием.
Среди героев «Мельницы и креста» — сам Брейгель (Рутгер Хауэр), его семья, заказчик картины купец Николас Йонгелинк (Майкл Йорк) и Дева Мария (Шарлотта Рэмплинг). Сюжета в привычном понимании нет — фильм построен как череда сцен, объясняющих происхождение всех элементов полотна Брейгеля. В одном из таких эпизодов испанские всадники избивают и распинают на колесе крестьянина — таким образом дается ответ на вопрос, что за колеса, установленные на вертикальные палки, изображены на картине. В другой сцене мы видим, как двух бандитов, которых распяли вместе с Христом, сажают в деревянную повозку (именно в ней они изображены у Брейгеля)…
Леха Маевского нельзя назвать первопроходцем: нечто подобное делали до него Питер Гринуэй в «Тайне «Ночного дозора» и Питер Уэббер в «Девушке с жемчужной сережкой». Правда, Уэббера мелодраматическая линия интересовала куда больше, чем воссоздание живописи Вермеера, а Гринуэй был увлечен криминальной интригой, якобы зашифрованной Рембрандтом. Основным инструментом создателя «Чемоданов Тульса Люпера» был свет, которым он виртуозно заставлял декорации, реквизит и актеров жить «в стиле» Рембрандта. Это удалось потому, что почти все действие «Тайн «Ночного дозора» разворачивается в замкнутом пространстве. Маевский сделал акцент на брейгелевских пейзажах, и для их кинематографического воплощения ему пришлось задействовать компьютерные спецэффекты, дабы «оживить» задний план. Из-за технической сложности задачи и, судя по всему, не очень большого бюджета получилось это не везде — нередко можно заметить, что какие-то элементы кадра все-таки нарисованы.
Но на главную декорацию — гигантскую мельницу — создатели ленты не поскупились. На картине Брейгеля мельница находится на заднем плане, на вершине отвесной скалы. В фильме же нам не только показывают это деревянное сооружение крупным планом, но и во всех подробностях позволяют увидеть процесс перемола зерна. Ближе к концу фильма акцент на мельнице станет понятен: режиссер предлагает воспринимать ее как символ течения времени, а мельника — как Бога-отца.
Маевский не только пытается воссоздать внешние атрибуты и исторический фон, но и дает свои версии трактовки идеи полотна. Делает он это менее навязчиво, чем Гринуэй, зато более прямолинейно: иногда комментарии Брейгеля, якобы адресованные Йонгелинку, звучат как фразы из учебника по истории живописи («здесь я хотел сказать то-то, а вот этот образ символизирует то-то»). «Мельница и крест» — лишнее доказательство того, что художнику лучше говорить языком своего искусства, чем отнимать хлеб у искусствоведов. Самые сильные моменты фильма — молчаливые. Крупные планы со скорбящей Марией как будто нарисованы самим Брейгелем. И они гораздо более красноречивы, чем ее же монологи. Кульминация «Мельницы и креста» — тоже немая. Мельник одним жестом прерывает течение времени — мельничное колесо останавливается, фигуры людей, идущих на Голгофу, замирают.
Фильм Маевского можно было бы обвинить в отсутствии динамики и некоторой искусственности (которой, кстати, не было у Гринуэя). И эти обвинения будут вполне обоснованы, если оценивать «Мельницу и крест» исключительно как фильм. Если же посмотреть на этот проект как на видеоинсталляцию или музейный видеоарт, имеющий помимо художественных еще и образовательные цели, претензии отпадут сами собой. В конце концов, как бы мы ни воспринимали ту же «Девушку с жемчужной сережкой», «Тайну «Ночного дозора» или «Мельницу и крест» — если они провоцируют нас лишний раз обратиться к полотнам старых мастеров и изучить их чуть внимательнее, чем раньше, это делает труд съемочных групп ненапрасным.
