«Пронзительность правды. Это мало кому удавалось»
Если бы Татьяна Лиознова сняла только один фильм — «Три тополя на Плющихе», то все равно бы осталась в памяти народной. Главную роль в этой легендарной картине сыграла Татьяна Доронина. С народной артисткой СССР побеседовала корреспондент «Известий» .
— Каким режиссером была Татьяна Михайловна?
— Прежде всего надо сказать, что она была ученицей Сергея Аполлинариевича Герасимова. Впитала все, что он мог дать, и пронесла это через всю жизнь. Для меня Герасимов — это идеал режиссера по той причине, что мера его интерпретации — через актера. Нужно очень хорошо знать актерскую природу. Так вот, Татьяна Михайловна владела этой замечательной профессией, и в первую очередь — актерской. Здесь не только умение работать с актером, здесь самое главное — понимать индивидуальность каждого актера. Это очень мало кому дано из режиссеров. Кинематографическим менее, чем театральным, потому что в кинематографе актер не главное, а главное — визуальный ряд. Татьяна Михайловна понимала, что визуальный ряд хорош сам по себе, но главное воплощение — через артиста. Когда я увидела первый фильм Татьяны Михайловны — с Андреем Поповым («Память сердца». — «Известия»), это было настоящее откровение. Потому что все мхатовские традиции, заложенные в понятиях Попов и МХАТ, воплотились в кинематографе. Я увидела сыгранный характер — полностью, интересно, разнообразно. Но это было бы невозможно, если бы не начинающая, тогда еще очень молоденькая Татьяна Лиознова.
— Потом была «Евдокия».
— Мне очень нравилась ее «Евдокия». Потому что мало быть великолепной, блистательной артисткой Людмилой Хитяевой, нужно еще, чтобы поняли, что ты блистательная и замечательная, чтобы выявляли тебя и помогали тебе. И Татьяна Михайловна выявила и помогла, и в результате получился фильм, который во все времена хорош, потому что сам призыв к добру и любви замечателен. И это мало кому удается, потому что получается либо сентиментально, либо назидательно, а как только назидательно — это всегда неинтересно. Значит, Татьяна Михайловна сумела воплотить эту тему так, как нужно, и если бы не она, это выглядело бы некоей сентиментальной историей с большой натяжкой. Потому что роман героини — это что-то из жанра, скажем так, не совсем интеллигентного. Похоже на какую-то бытовую сказочку. Но она соединила сказочку с юмористическим ходом — в этом надо кое-что понимать. Есть здесь чувство меры и в драме, и в юморе.
— В «Трех тополях на Плющихе» пробил и ваш звездный час. Вы предчувствовали успех?
— Когда она мне прислала сценарий, я им пренебрегла, потому что мне это совершенно не понравилось. Я абсолютно никак не среагировала, потому что сценариев было много. Плюс еще шли съемки «Еще раз про любовь». Но если Татьяна Михайловна уже настроилась на актрису, то она ее добивалась. Начались многочисленные звонки, просьбы: «Вы только приезжайте, мы поговорим, на 10 минут вас задержу». Я приехала на 10 минут и сразу сказала ей, что меня не очень взволновала эта история, потому что это некая частность, которая может перерасти в пошлость на тему несостоявшегося адюльтера. Она мне ответила: «Вы не думайте, я пробы делать ваши не буду, я не займу вашего времени. Сейчас мы пройдем в гримерный цех, вас чуть-чуть иначе причешут, быстро сделаем фотографии, и я по фотографии буду вас утверждать на худсовете». Она было очень организованная, деловая, серьезная. Когда надо — с великолепным юмором и умением держать дистанцию. Это импонировало. И я пошла с ней в гримерный цех. Там всю мою прическу свели на нет, завязали сзади узелок из волосиков, сняли глазки, губки тоже… Ни ресниц, ни-че-го. И в таком чистом первозданном виде они меня отсняли, и я спокойно уехала домой, потому что меня никак не волновало, утвердят меня или нет.
Она позвонила очень быстро, буквально в начале следующей недели. Сказала: «Приезжайте. Просто посмотрите на себя». Я приехала. Было очень много моих портретов хорошего формата, они лежали просто на полу и, что было очень неожиданно для меня, не были кинематографическим пробами. Очень живые. Полное отсутствие какого-либо украшательства было обаятельно и неожиданно. Потому что когда снимают крестьянок или колхозниц, не считают нужным убирать накрашенные губы, подведенные глаза... А это надо делать. Это совершенно особая страна под названием «Русская женщина». Я посмотрела, Татьяна Михайловна сказала: «Вас утвердили. О времени будем договариваться с «Мосфильмом». Вам будет удобно, очень быстро снимем».
— Она выполнила обещание?
— Она сняла действительно очень быстро, фактически меньше чем за три месяца. Потому что сумела очень хорошо подобрать партнеров, в первую очередь, безусловно, Олега Николаевича Ефремова, одной со мной школы — Школы-студии МХАТ. Очень органичный, слава Богу, тоже не накрашенный. Не дурак, который хочет быть красивым. Замечательный вахтанговский артист Шалевич. Было удивительно удобно и хорошо сниматься. Она не только легко шла на все мои просьбы по поводу корректировки той или иной сцены, но выбирала всегда самые лучшие, выгодные дубли. Она понимала актерскую профессию и ценила ее, будучи сама профессионалом высочайшего уровня. Поэтому чувство благодарности, которое я испытываю к Татьяне Михайловне, — искреннее, непроходящее. И потеря Татьяны Михайловны тяжела не только для кинематографа, но вообще для русского искусства, для нашей бедной страны, где так мало бывает художников, которые понимают ее природу. Она понимала природу, и это удивительно, это мало кому дано. Я желаю ей Царствия Небесного, вечного покоя. Сожалею об этой потере безгранично.
— Какая судьба ожидает ее фильмы?
— Они останутся во времени. Навсегда останутся «Евдокия», «Семнадцать мгновений весны» и, конечно, любимые нашим народом «Три тополя на Плющихе». И в каком бы городе я не была, и кем бы ни был мой собеседник, всегда начинают с благодарности за «Три тополя…». Потому что пронзительность правды — это мало кому удавалось. И если мне это удалось, то благодаря присутствию и руководству Татьяны Михайловны.
