«Я не понимаю, что сейчас происходит с людьми. Не понимаю общего раздражения»

Не расслабляющийся предводитель «машинистов» Андрей Макаревич написал очередную книгу, снимается в многосерийной программе на канале СТС, только что завершил гастроли в Израиле и готовится 30 сентября отметить в столичном «Крокус Сити Холле» юбилей «Оркестра Креольского танго». Среди массы дел он успел побеседовать с обозревателем «Известий».

— Инициатива отметить 10-летие «Оркестра» исходила от тебя или «друзья уговорили»?

— В Москве мы с «креольцами» работаем нечасто, наверное, раз в год. И захотелось, если уж выступить, то не просто так, а чтобы получилась некая неформальная история. Тут как раз выяснилось, что подступает наше десятилетие. Поскольку народ наш так любит юбилеи, что ж не сделать ему еще один подарок. К тому же — хороший повод пригласить гостей на сцену. Я специально не стал заявлять их в афише и сейчас не назову, дабы сохранить интригу.

— С «креольцами» за кулисами у тебя сложилась примерно та же домашняя обстановка, что и в «Машине…»?

— С первого дня. Очень ее ценю, и музыканты «Оркестра», кажется, тоже. Конечно, в отличие от «Машины», некоторая разница в возрасте у нас присутствует. Я ее, правда, не чувствую, а «креольцы» чувствуют. Например, не могу их отучить обращаться ко мне по имени-отчеству. Хотя это и говорит об их хорошем воспитании и отношении ко мне.

— А когда оркестр летит на гастроли, ты — в бизнес-классе, остальные музыканты — в экономическом?

— Это зависит от возможностей принимающей нас стороны. Иногда и музыканты располагаются в «бизнесе», а порой мне приходится лететь «экономом». Для меня это не основополагающая вещь. Для «креольцев», по счастью, тоже.

— Но в «Машине» ситуация иная.

— Послушай, когда «Оркестру креольского танго» исполнится 40 лет, его музыканты тоже всегда будут летать в бизнес-классе.

— А ты тогда уже будешь на собственном самолете?

— Это маловероятно.

— Только что ты вернулся из Израиля, где тоже выступал в интересном альянсе.

— Это проект L.O.V.E., где участвует костяк «креольцев», «А’Капелла-экспресс», Костя Гевондян. Мы играем программу, скажем так, более филармоническую по сравнению с тем, что делает «Оркестр…». И в Израиле ее приняли замечательно. Считается, что русскоязычная публика там воспитана на попсе и шансоне. Ничего подобного. У нас были полные залы, и эту музыку люди слушали так, как ее и надо слушать.

— Сменим вектор беседы. Что ты думаешь о случившемся с партией «Правое дело», которую ты активно поддержал?

— У меня ощущение, что Михаил Дмитриевич и, скажем так, руководство нашей страны с самого начала друг друга не поняли. Прохоров не понял, чего от него ожидают, и решил, что его всерьез приглашают принять руководство самостоятельной политической силой. А в Кремле, видимо, удивились его непонятливости, когда он стал рулить по-своему. И очень некрасиво от него избавились.

— Что тебя подтолкнуло так живо отреагировать на создание данной партии?

— Просто я достаточно близко знаю Прохорова. Знаю как человека неординарного, талантливого и очень самостоятельного. Если бы случилось чудо и он остался в руководстве партии, это, безусловно, было бы наиболее интересное, во всяком случае, наиболее действенное политическое движение в нашей стране.

— Поведи-таки Прохоров «Правое дело» на выборы, твое имя могло бы оказаться в партийном списке?

— Нет. Более того, я не собирался и вступать в партию, потому что у меня есть определенные принципы в этом плане. Не хочу быть членом какого-либо политического движения. Но это совершенно не мешает мне поддерживать тех, кому я симпатизирую.

— Что из твоей разнообразной деятельности у тебя сейчас вызывает наибольшие эмоции?

— Занятия джазовой музыкой. Пытаюсь пройти то, что легче было сделать в молодости, но тогда у меня не было таких возможностей. Сегодня они есть, и я нахожусь от этого в детском восторге. Играю в клубах джем-сейшены и получаю колоссальный заряд энергии. Весь негатив в этот момент у меня уходит на второй план. А вообще я не понимаю, что сейчас происходит с людьми. Не понимаю общего раздражения, агрессии ко всему окружающему. Причем если у кого-нибудь спросишь: «В чем дело-то?», тебе никто толком не ответит.

Боюсь, причины такой раздраженности не только и не столько политические. Бывало и хуже в этой стране и, в общем-то, совсем недавно. 1937-й год был, в сущности, вчера. А ныне влияет что-то метафизическое. Может, возросшая солнечная активность, о которой нам не сообщают — я серьезно говорю. Или «параша», которой нас кормят по телевизору, наконец начала давать «всходы». Не знаю. Но желание писать песни от этого пропадает. Заниматься социальной критикой очевидного надоело. А радости не вижу.