Радиация против лошади Пржевальского
Чернобыльские поэты-итээровцы посвящали Маше стихи и песни, но ей эти серенады были не нужны. Она мечтала выбраться из-под тени и сени чернобыльского саркофага, выучить английский и съехать в Европу, где никто не узнает о месте ее рождения.
Маша, нынешняя пятиклассница, - единственный символ того, что отравленная радиацией земля когда-то сможет вернуться к обычной нережимной жизни. Все иные свидетельства говорят: зона чистой уже не будет, как не станет зеленой лужайкой "рыжий лес", выгоревший от радиационного удара.
О рождении Маши сложены чернобыльские легенды, на удивление совпадающие с правдой. Их суть такова: у 47-летней зонной буфетчицы Лиды Савенко врачи обнаружили опухоль и приказали оперироваться. Лида решила, что ей, облученной, жить осталось мало, и от вмешательства отказалась. Спустя месяцев девять опухоль оказалась девочкой. Лида ее родила в заброшенной чернобыльской хате и без всякой помощи. Прятала ее ото всех, чтоб из зоны не выгнали: здесь детей держать нельзя, а там, на чистой земле, жить негде.
Лида растила дочь, отвезла ее в школу в Иванкове, городке за границей зоны, добилась для Маши права каждые выходные возвращаться домой, в Чернобыль.
И Мария, и ее мама здоровы, крепки и розовощеки. Они - счастливое исключение и выпадение из чернобыльского круговорота, где здоровых не осталось. Среди тех, кто жил в Припяти, городе станционных смотрителей ЧАЭС, почти все - инвалиды, лечащие и спасающие от последствий аварии себя и своих детей.
В поселке Глеваха под Киевом, в психиатрической лечебнице еще в 90-х открыли отделение для тех, кто пострадал в Чернобыле. В большинстве это - женщины-припятчанки, не простившие себе, что в дни аварии выводили на улицы детей - красивое зарево смотреть.
Мне тяжело понять, окупятся ли их эмоции теми 550 миллионами евро, которые Украина собрала в этом году во время Чернобыльской донорской конференции. Фактически это первые серьезные деньги, которые Киев получает на нужды ЧАЭС. Их не на пострадавших собирали, а на укрытие, которое построят над разрушенным энергоблоком. Для новых поколений старались, в будущее инвестировали. У самих чернобыльцев оно иное - либо отсутствующее, либо сокращенное.
Понимая, что борьбу за людские жизни выиграл Чернобыль, ученые попытались отбить у него хотя бы землю. Завозили в зону из заповедника Аскания Нова лошадей Пржевальского - в надежде, что они вытопчут радиационную траву и так очистят территорию. Проект оказался прожектом, лошади стоптали и сжевали экспериментальные плантации, обустроенные биологами. Нападали и на самих ученых, те в целях обороны стали под ружье и поняли, зачем в советское время сдавали нормативы ГТО.
В зоне организовали экспериментальную ферму с красивой целью вывести древнего тура, исчезнувшего с украинских просторов века назад. На деле же телят растили, отправляли их "на доращивание" в колхозы за пределы зоны и продавали как чистый продукт.
Так зона решала продовольственную программу, а заодно и развлекалась - регулярно на Пасху красила в красный цвет монументального бетонного быка, установленного при въезде на ферму. Собственно, этот обычай и этот бык только и остались сейчас от предприятия, ныне забытого и разрушенного.
Еще в Чернобыле разводили мальков и отправляли их все на то же доращивание и продажу. Растили сомов - хорошие получались, килограммов по 70 весу. Устроили питомник для норок, но те как-то быстро лысели и не оправдывали ожиданий.
На память о том, какие надежды зона подавала, на пути к ней поставили памятник - огромное каменное яйцо. Некий немецкий скульптор, имя которого в зоне никто не помнит, долго возил его по Украине в надежде выгодно установить, но место нашел только под Чернобылем. В монументе есть "окно", в которое перед Пасхой и в годовщины катастрофы чернобыльцы вкладывают записки с мыслями о будущем. Их собралась немного - какое будущее может быть у зоны, где все странно и бессмысленно, кроме надежд и детей: радиация опасна, весна холодна, а вещи живут дольше людей.
