Гнутые вожди Кочергина
В следующий четверг телеканал "Культура" в рамках цикла "Новая антология. Российские писатели" представит зрителям Эдуарда Кочергина. Действительный член Академии художеств, главный художник БДТ и лауреат всего на свете он еще и настоящий писатель. Брутальный матерщинник с польскими корнями, владеющий хлестким словом на том уровне, когда речь превращается в искусство. Он пишет о своем детстве и юности, о послевоенных годах, о Петроградской стороне 1950-х. У него вышло всего две книги "Крещенные крестами" и "Ангелова кукла". И каждую из них, едва закончив, можно перечитывать снова. "Известия" публикуют не вошедшие в программу отрывки из интервью Эдуарда Кочергина.
известия: Если верить вашим книгам, то после ареста родителей вы говорили по-польски, а не по-русски?
Эдуард Кочергин: Ну конечно. Потому что попав в детприемник, я практически русского языка не знал. Может быть несколько слов. Смешные истории из-за этого были среди сверстников - пацанья маленького. Они со мной говорили, а я им что-то отвечал. Пшекал. Они не понимали, думали, что я их дразню. Даже побивали меня. И мне пришлось какое-то время косить под Муму, пока я этот русский не освоил. Причем можете себе представить какой был русский в этом общежитии. Меня часто спрашивают - откуда у вас такой язык? Откуда вы это все знаете? Не от мамы.
и: А кто были те дети из омского детприемника?
Кочергин: Разные, совершенно разные. Это был такой мощный "микс". Были и случайные, были эвакуированные, которые попались под разбитые немецкими самолетами поезда. И были дети ссыльных, но в основном из Европы. Были и из крестьян, и из интеллигентных семей. Всякие. Многие не очень помнили даже своих родителей. Там все мешалось. И говор... - по-разному говорили. Но я прислушивался тогда к языку. Мне было интересно. Я так подспудно учил язык. В "Крещенных крестами" я пишу, как я стал говорить по-русски, русским матом. Вот ужас какой.
и: А помимо приятеля, с которым вы бежали в 1946 году из детприемника, были у вас еще какие-нибудь друзья?
Кочергин: Конечно, были. Повязаны были все друг с дружкой. Там же закон был. Тюрьма в миниатюре. Пахан, жиганы, его свита. Потом шестерки. И отношения были другие. Довольно суровые, жестокие иногда. Даже большей частью жестокие. Видите ли, в каждой ячейке общества, которая возникала и в которой не было правил конституции, кто-то становился все равно паханом, т.е. главным, кто-то обязательно верховодил. Так издревле. Среди детишек тоже. В детском саду кто-то главный, кто-то заставляет других что-то делать или побивает других. Эти картинки вы можете и в теперешнем детском саду увидеть. Но много мы переняли и от охраны. Охрана была, если не уголовники, то очень близкие к этой уголовной среде люди. Во всяком случае, по языку. Абсолютная феня.
и: А как вы в этом мире жили, вы же маленьким были?
Кочергин: Я спасся ремеслом. Сызмала я что-то делал. Сперва начал я рисовать карты игральные. У меня стало получаться лучше, чем у других. Мне было лет 6. А карты тогда нельзя было купить, как вы знаете, это был большой дефицит. Естественно, это ценилось и уважалось. Вообще, ремесло в этом блатном мире уважается. Я интуитивно попал на эту стезю. Потом научился из проволоки выгибать вождей и кормился этим по дороге. Потом стал делать карты шикарные. Обучился у всяких людей трафаретам, у китайцев, например. Роскошные карты делал. А позже в Перми обучался у потрясающего типа - эстонца по происхождению, который был в плену у японцев и там был весь выколот цветной тушью. И я очень хорошо овладел татуировкой.
и: А вы помните, как у вас стали складываться рассказы? Когда вы начали рассказывать?
Кочергин: Рассказывал я давно. Поначалу просто так, своим знакомым. Из своей житухи, из других разных историй моих подельников. И это всем нравилось. Необычно было. Многие говорили, что записать надо. Так появился рассказ "Капитан". Его опубликовали в журнале "Знамя". И он имел успех: критики, литературоведы что-то написали. Потом дальше все пошло-поехало.
Подготовил Николай Морозов
