А нам не страшно?
В потусторонний мир можно верить или не верить. Но в прозу Леонида Андреева попробуй не поверь. Прочтешь - будет по ночам сниться.
Начитавшись проповедника самоубийства философа Гартмана и проповедника воли к смерти великого Шопенгауэра, Андреев в 16 лет лег на шпалы - правда, вдоль рельс. К счастью, топка была высоко приподнята, и паровоз с поездом промчался над будущим писателем, не причинив ему вреда. Этот эпизод довольно типичен для детства многих юношей и подростков. Без всяких там Гартманов и Шопенгауэров они проделывают над собой такую инициацию. Но Андреев на этом не остановился. Был ведь еще и выстрел - ранняя попытка самоубийства от неразделенной любви. Может, этот неудавшийся выстрел пробудил в нем большого писателя. Кто в молодости влюблялся до самоубийства, тому уже есть что поведать миру. Андреева называют мистиком. Станешь мистиком, побывав на грани жизни и смерти.
Достоверность - главное свойство самых иррациональных видений Леонида Андреева. В его пронзительном апокрифе "Иуда Искариот" есть нечто большее, чем просто литература. Когда он пишет, что глаза Иоанна Богослова были так прозрачны, что, казалось, сквозь них были видны ограда и осел, привязанный с другой стороны ограды, становится понятно, что это - прозрение. Ничего нового в недавно обнаруженном апокрифе "Евангелие от Иуды" после рассказа Леонида Андреева я не обнаружил. Иуда предал Христа, потому что не сомневался, что предает Бога. Предавал любя и благоговея. Тут нечто большее, чем психология. У Андреева всегда некий переполняющий чашу выплеск. Он умеет словами передать такие вещи, о которых люди не говорят и не думают.
В отличие от своего сына Даниила, автора "Розы мира", Леонид Андреев никогда не приподымал занавес потустороннего. Просто он видел и чувствовал ирреальность быта. "Вытянув шею, бессознательно озираясь улыбкой странного счастья, стояли они, вор, проститутка и одинокий, погибший человек..." Что-то предвосхищающее ранний кинематограф Феллини. Словно "Ночи Кабирии" посмотрел. А ведь до этого еще полвека. Как все великие, Андреев опережал время.
А вот его пророчество в "Красном смехе": "Он в небе, он в солнце, и скоро он разольется по всей земле". Сбылось, к сожалению. Лучше бы не сбывалось. "Пойму ли я язык безмолвия твоего?" - вопрошает Анатэма. И получает ответ Вселенского разума: "Нет, никогда". Дело в том, что у Анатэмы нет сердца, стало быть, и не поймет. А про Леонида Андреева можно сказать словами Маяковского: "Сплошное сердце - гудит повсеместно".
Читая Андреева, получаешь в подарок еще одну жизнь. Как это ни странно, но именно это ощущаешь после казни семи повешенных. Он обладает каким-то высшим даром со-умирания со своими героями и со-воскресения со своими читателями.
