Держава для Пушкина
Пушкин сидит в портовой таверне. С корабля сходит Эдгар По, заходит в то же заведение и садится напротив. Увидев поэта с бакенбардами и смуглой кожей, он тотчас отсаживается подальше со словами: "У вас слишком синие ногти".
Это один из несостоявшихся рассказов о Пушкине Юрия Тынянова. Он дошел до нас в устном пересказе, как и вся жизнь Тынянова. Трудно сказать, где он мистифицировал, где заметал следы, а где был вполне серьезен. Кружок мистификаторов, в котором он состоял, назывался то "Серапионовы братья", то "ОПОЯЗ", но сущность оставалась неизменной. Зощенко, Каверин, Шкловский, Тынянов - все молодые, талантливые, опальные и признанные одновременно.
Современники твердят в один голос, что он был похож на молодого Пушкина. Тынянов даже сбрил бакенбарды, чтобы избавиться от этого сходства. Но веселостью характера, дружелюбием, общительностью он перекликался с лицейским золотым веком.
За три недели он написал роман "Кюхля", обессмертивший друга Пушкина Кюхельбекера, и навсегда породнивший нас с малообжитым литераторами пушкинским лицеем. Собственно говоря, почему - пушкинским? Ведь основал лицей Александр I. Но тут уж ничего не поделаешь - в истории всегда побеждает поэт.
Не будет преувеличением сказать, что лицейская жизнь Пушкина продолжилась в романе Тынянова. Но парадокс из парадоксов: "Кюхля" написан за три недели, а Пушкин в неоконченном романе "Пушкин" так и остался юным . "Третий год пишу, а добрался только до четырнадцатилетнего Пушкина", - жаловался писатель. Он диктовал, уже умирая. Рассеянный склероз приковал Тынянова к креслу, но разум был чист и ясен. Время было великое и страшное. Шел 1943 год. Вроде бы не до Пушкина, не до литературы вообще.
Впрочем, для поколения Тынянова нестрашного времени просто не было. В 1918 году он заканчивал обучение в Петроградском университете. Нет электричества. Профессор Венгеров читает лекцию - Тынянов единственный студент в аудитории. Он скрупулезно записывает. В аудитории все темнее. Тынянов пишет все более крупными буквами, чтобы различать текст. На последних страницах конспекта по два-три слова... и все же лекция запечатлена. Вот так и роман о Пушкине Тынянов диктовал по странице в полгода. Такое ощущение, что он и сейчас где-то в вечности пишет.
Однажды мы с Виктором Шкловским - другом, сподвижником и единомышленником Тынянова, шли по коридору Литературного института. Вдруг Шкловский резко остановился и ударил толстой тростью в боковую дверь: "Вот здесь. Здесь в 43-м стоял гроб Тынянова. Никто не пришел. Не до этого было. Да и забыли его тогда". Сегодня это трудно представить. Юрий Тынянов уже в 30-е годы - мировая величина. Романы "Кюхля" о Кюхельбекере и "Смерть Вазир-Мухтара" о Грибоедове зачитываются до дыр. Горький пишет, что Грибоедов навсегда войдет в историю таким, каким запечатлел его Тынянов. Мол, таким и был Грибоедов, а если не был, то будет после "Вазир-Мухтара".
А его "Подпоручик Киже", возникший якобы из случайной описки вместо "подпоручики же", давно стал не только хрестоматийным, но и фольклорным героем.
Для него пушкинский век был не историей, а собственной биографией. И литературоведение его автобиографично. Если верить в переселение душ, то Тынянов - тысячеликий Бодхисатва. В нем и Кюхля, и император Павел, которому "Нелидова отказала от ложа", и Грибоедов, и полудух-получеловек Киже вполне реальны.
Тынянов с собратьями Шкловским и Эйхенбаумом придумал знаменитый "формальный метод". Мол, не на содержание (читай - идеологию) смотри, а на то, как написано. О том, что форма в искусстве говорит сама за себя, догадались сразу несколько человек. Теперь это классика литературоведения и филологии. А тогда их заклеймили - слово "формализм" превратилось в идеологическое ругательство и политическое обвинение.
В ожидание ареста Тынянов сжег свой литературный архив. Только ли архив? Похоже, в том пламени сгорело самое важное и сокровенное. Тынянов особо сокрушался, что сжег письмо Горького, ведь и это могло стать уликой. Да, не хотелось бы жить в то время. Маяковский не выдержал, застрелился. Тынянов напишет Виктору Шкловскому в Берлин, что Маяковский просто устал быть двадцатилетним в 36 лет. Гениальный поэт сразу оценил Тынянова, сказав ему при встрече: "Поговорим, как держава с державой". Футуристы и формалисты -друзья и братья. С той лишь разницей, что формалисты в лице Тынянова никого с парохода современности не сбрасывали, а, скорее, наоборот стремились примирить "архаистов и новаторов" во всех временах.