Уэллс и его женщины
"Я отказался от заманчивой мысли оправдаться и взял на себя труд написать честную автобиографию, представив запутанный клубок, питающий мою персону: сложные сексуальные комплексы, тщеславие и зависть, колебания и страхи", пишет Уэллс во вступительной главе. Его "Автобиография" не просто труд это подвиг. Она детальна, скрупулезна, искренна до эпатажа и огромна по объему.
Автобиография восходит к средневековому жанру исповеди, т.е. в первую очередь покаяния в грехах. В западной христианской традиции исповедальная дисциплина играет гораздо большую роль, чем в православии. Мишель Фуко называл исповедь построением личности, поскольку у нас нет ничего своего, кроме грехов. Описание грехов неверующего автора "Человека-невидимки" и "Острова доктора Моро" заняло три тома около 600 страниц убористого шрифта.
Как сам Уэллс признавался, он все время писал свой собственный роман и об автобиографии задумывался еще при жизни своей второй горячо любой жены Эми Кэтрин, которую называл Джейн. Однако она так заботилась о репутации мужа, что рассказать всю правду писатель при ее жизни не решился. Джейн не стало в 1927 году, а в 1934-м увидела свет исповедальная проза Уэллса. Однако и тут писатель проявил свойственное ему чувство такта это был не полный вариант, а лишь первые два тома. О семье (мать горничная, отец садовник), детстве (после смерти послушной и набожной дочери Фанни мать будущего писателя молилась о том, чтобы Бог дал ей еще детей родился строптивый, быстро ставший атеистом Герберт), отрочестве и юности (учеба в Коммерческой академии, попытка стать учеником суконщика, аптекаря, младший учитель в начальной школе, наконец, отделение зоологии Лондонского университета), о взрослении, формировании взглядов и их трансформации (приверженец идеи создания Социалистического Мирового государства).
В третьем томе, который называется "Влюбленный Уэллс", автор описал отношения со всеми своими женщинами, от женитьбы на кузине Изабелле и до романа с баронессой Мурой Будберг, бывшим литературным секретарем Горького. Уэллс запретил публиковать третий том до тех пор, пока жива хотя бы одна из его бывших возлюбленных. Если учесть, что его последняя пассия была моложе писателя на 26 лет и дожила до девяноста, понятно, почему выход заключительной части жизнеописания отложился почти на полвека.
Классик мировой литературы, подобно нашим реформаторам вроде Чернышевского и Герцена, прославился не только книгами. Он считал себя приверженцем свободной любви, был весьма неразборчив в связях и, кажется, так до конца и не определился, создан он для брака или нет. Он то признавался, что женился на кузине Изабелле только следуя общепринятым нормам морали, то ревниво умолял Муру выйти за него замуж. Он обожал свою вторую жену Джейн, что не мешало изменять ей на каждом шагу.
По словам Уэллса, его всю жизнь преследовал Призрак Возлюбленной (ничего общего с Вечной Женственностью Блока не имеет). "Моя яркая склонность к шеллиевскому свободомыслию в сексуальном поведении, которую я описал в "Автобиографии", дополнилась растущим во мне более грубым, не слишком разборчивым стремлением владеть девушками и женщинами". Он старательно описывает каждое свое увлечение будь то долгое сильное чувство или мулатка-проститутка, с которой он провел вечер. Впрочем, Уэллс все же оставляет себе извинительную лазейку: "Человек творческого труда это не обычное существо, он не может и не испытывает ни малейшего желания жить как нормальные люди".
Писатель Герберт Уэллс: "Я дал ей чек на сумму большую, чем принято..."
"В 1906 году я поехал в Америку и разговаривал в президентом Рузвельтом Первым. Беседа проходила на высоком уровне. Я вышел от президента взволнованный. День был теплый, навевающий истому, и до обеда делать мне было нечего. <...> Я подозвал такси и велел везти меня в "веселый дом". Это было еще до морального очищения Вашингтона. "В Белый или в Негритянский?" спросил он. Мне казалось, я должен сполна вкусить местный колорит. "В Негритянский", сказал я. <...> Я очутился в своего рода гостиной и принялся угощать спиртным темнокожих, дешево одетых женщин с жесткими курчавыми волосами. <...> Меня привлекло лицо тоненькой женщины с блестящими глазами. Я подсел к ней и немного погодя мы пошли в ее комнату. <...> Явно расположенные друг к другу, мы вскоре занялись любовью и не вспоминали о характере наших отношений, пока я не собрался уходить. "Надеюсь мы еще увидимся, сказала она. Ты мне нравишься". Но я ничего не мог обещать назавтра мне предстояло уехать из Вашингтона. Я сказал, я постараюсь еще увидеться с ней. Когда дело дошло до прощального подарка, я дал ей чек на сумму большую, чем принято"...
"В Лондоне было несколько интересных женщин, с которыми меня связывали и тесные дружеские отношения. Не всякой женщине по вкусу, когда домогаются, чтобы она занималась любовью, но большинству женщин нравится, когда мужчина так себя ведет, будто в любую минуту готов стать ее любовником. Тут поцелуи и нежности, заигрывания и полные сожалений отступления, секреты и полупризнания. Это дружба, которая может быть достаточно искренней, и неискренний флирт, который обходит острые углы, опасаясь стать искренним. Многие годы у меня были особенно близкие отношения такого рода с Кристабел Макларен, теперь леди Эберконвэй. Мы познакомились, когда она была блистательной молодой хозяйкой дома, в царствование Элизабет фон Арним; мы беседовали, и беседа шла весело; мы понравились друг другу, чувство это окрепло, но иногда на годы иссякало. <...> Мы с полной откровенностью рассказывали друг другу о том, что нас тревожило, и находили, что время от времени видеть происходящее глазами близкого по духу человека весьма полезно. Мы пишем друг другу весело и раскованно. То, что мы никогда не были любовниками, мы называем нашей "позорной тайной". Почти никто из наших близких и не подозревает о ней"...
"В моем убеждении, что Мура (баронесса Будберг "Известия") неимоверно обаятельна, мне думается, нет и намека на самообман. Очень и очень многие любят и обожают ее, восхищаются ею и жаждут доставить ей удовольствие и служить ей. И однако довольно трудно определить, какие такие свойства составляют ее особость. Она, безусловно, неопрятна, лоб ее изборожден тревожными морщинами, нос сломан; в темных волосах седые пряди; она слегка склонна к полноте; очень быстро ест, заглатывая огромные куски; пьет много водки и бренди, что по ней совсем не заметно, и у нее грубоватый, негромкий, глухой голос, вероятно, оттого, что она заядлая курильщица. Обычно в руках у нее черная, видавшая виды сумка, которая редко застегнута как положено. Руки прелестной формы, всегда без перчаток и часто весьма сомнительной чистоты. Однако почти всякий раз, как я видел ее рядом с другими женщинами, она определенно, причем не только на мой взгляд, оказывалась и привлекательнее, и интереснее всех остальных. Женщины влюблялись в нее с первого взгляда, а мужчины спрашивали о ней и говорили о ней, делая вид, будто не так уж она их и заинтересовала"...
