Супермаркет идей
Некоторое время назад мне казалось - мир делится на либералов и консерваторов, западников и славянофилов, диссидентов и коллаборационистов, традиционалистов и авангардистов. Все эти оппозиции, чем дальше, тем больше, утрачивают для меня всякий смысл. Я все яснее обнаруживаю решительную невозможность добровольно примкнуть к какому-то из лагерей.
Либеральные ценности в зависимости от того, кто и в связи с чем за них агитирует, кажутся мне то более, то менее необходимой в социальном хозяйстве вещью. Консервативная идея то вдохновляет, то повергает в уныние. О любви к родному пепелищу и отеческим гробам умолчу: младенец сосчитает, сколько шагов отделяет эту любовь от ненависти к людям. Я не знаю, кого мне хочется запретить больше: сайентологов, потчующих несусветной космогонией, или сектоборцев, в безобидных кришнаитах видящих воплощение мирового зла. Поборников нравственности, запрещающих гей-парады, или представителей секс-меньшинств, жаждущих в игровой манере поделиться с обществом рассказами об интимных пристрастиях. Непримиримого хоругвеносца, ратующего за воссоединение церкви с государством, или упертого афея, у которого при упоминании о православных корнях отечественной культуры случается несварение желудка.
Я не могу выразить отношения ни к одной из идей (исключая совсем людоедские), пока не пойму, кто, когда и в каких обстоятельствах ее сформулировал. Любая мысль в устах одних звучит истиной, в устах других - несусветной ложью, убеждает или ужасает. Социальная справедливость, говорите? А кто там за нее борется? Иванов и Сидоров? Ага... И в чьих интересах? Ах, Петро-ова... Не уж, знаете, лучше мы как-нибудь тут в несправедливости прозябать останемся.
Когда г-н Белковский писал произведение на тему "тебя посодют, а ты не воруй", хотелось устроить пикет в поддержку Ходорковского, а г-ну Белковскому сказать, что его самого надо бы посадить, чтобы занялся общественно полезным трудом. Когда тот же Белковский критикует нынешний режим, уже опасаешься, что режим не дай бог рухнет и на его обломках благодарные потомки напишут имя г-на Белковского.
Не только в годы махровой советской власти, но и в приснопамятные годы перестройки и даже в раннеперестроечные незабвенные времена можно было встать по какую-либо сторону условных баррикад, находясь в согласии с совестью и разумом. Теперь делать это сложнее и сложнее. Теперь вечно насущный для мыслящей России вопрос, можно ли выражать солидарность с правящей элитой или надо бороться с нею до последней капли чернил, также остается открытым.
Я понимаю, что у нас, как и везде, есть действующая власть и что у этой власти есть оппоненты. Но в чем именно идейные расхождения власти и оппонентов, уяснить непросто. Где правые? Где левые? Быть против власти - это быть против чего? И за что? За либеральную идею и западные ценности? Но член администрации президента г-н Сурков куда больший либерал и западник, чем один из лидеров оппозиции г-н Лимонов. За терпимость и толерантность? Но я не знаю, в ком их меньше. В сказителях, заводящих песню о заокеанских врагах, об особом пути России и о преимуществах авторитарного правления, или в тех, кто предпочитает политической стагнации полный альбац... И так - за что ни возьмись. И если б только в общественно-политической жизни, а то ведь повсеместно, включая культуру с искусством. Прежде вопрос о свободе художественного самовыражения был значим сам по себе. На этот алтарь приносились судьбы и жизни. Сейчас детский крик на лужайке о свободе художника и недетский - о необходимости ограничить свободу могут лишь забавлять. Никто из авангардистов прежних лет не получал на борьбу с общественным вкусом и общественными устоями грантов. Громящие выставки радикальных художников поборники духовного здоровья нации не рассматривали свою борьбу как средство самопиара.
Люди и прежде делились на умных и глупых, искренних и лицемерных, вменяемых и безумных, порядочных и бесчестных. Однако ж идеи - и либеральная, и консервативная, и западническая, и славянофильская - чего-то стоили сами по себе. Но как в новой истории, по Марксу, произошло отчуждение производителей от средств производства, в истории новейшей мы все чаще наблюдаем отчуждение проводников идей от самих идей. Из носителей жизненных смыслов они (идеи) превратились в инструменты выстраивания отношений в социуме и обустройства собственной жизни. Они уже не носятся в воздухе, они как в супермаркете лежат на прилавках. В ассортименте. И у меня лично осталось только два критерия, чтобы понять качество интеллектуального продукта: порядочность и вменяемость проповедующего. Вне этих критериев любой идее - грош цена.
