Приключения итальянца в Московии
В Театре Моссовета сыграли гастрольный спектакль Teatro Stabile del Veneto "Один из последних вечеров карнавала". Написанная Карло Гольдони перед самым его отъездом в Париж, эта пьеса прощание знаменитого драматурга с Венецией. Ее герои, как и сам автор, тоже покидают берега лагуны. Правда, они в отличие от Гольдони прямиком едут в Московию.
Спектакль, поставленный выдающимся итальянским режиссером и художником, аксакалом оперного жанра Пьером Луиджи Пицци, несказанно и как-то по-оперному красив. Действие комедии Гольдони разворачивается у него в зале роскошного палаццо. Стены залы обиты бордовыми гобеленовыми обоями. На стенах старинные венецианские зеркала. Два больших оконных проема завешены кружевным тюлем. Они ведут не на улицу, а в другие залы, где стоит клавесин и суетятся по хозяйству слуги. Жизнь в палаццо течет размеренно и неспешно. Герои спектакля, не особенно заботясь о нуждах зрителей, могут с толком-расстановкой поиграть в карты и степенно потолковать о том о сем. Публика в эти моменты позевывает, но героев мало заботят чужие зевки они увлечены собой, переливами своих эмоций, сменой настроений. Из их многоголосицы первые минут сорок вообще невозможно уловить сюжет. Лишь к середине спектакля он начинает проступать более или менее отчетливо. Оказывается, главный герой Анзолетто, художник по тканям, хочет уехать из родной Венеции в Московию наладить торговые связи и скрестить русские традиции прикладного искусства с венецианскими. Чувство профессионального долга борется в нем с чувством к Доменике, которая отвечает ему взаимностью. В дело вмешивается коварная мадам Гато, пожилая француженка, имеющая на пылкого юношу виды и подбившая его на дальнее путешествие. По счастью, у Доменики есть папенька-вдовец, которым и удовольствуется в результате не в меру пылкая мадам. Все будет хорошо они поженятся. И папа с Гато, и Анзолетто с Доменикой. И вместе уедут в Москву... в Москву... То ли учить нас ткацкому делу, то ли играть поучительный спектакль из венецианской жизни...
Итальянские артисты удачно сочетают в своей игре жеманность с экспрессивностью, но буффонады, столь идущей, казалось бы, Гольдони они избегают. Они не комикуют, не выделывают коленца, стараются играть не маски, а сложные характеры. Иногда они, словно выпав из общей многоголосицы, вдруг застывают и смотрят в зал. Веселый, в сущности, сюжет у Пицци пронизывает грусть. Гольдони удивительным образом кажется тут предвестником утонченного и желчного Мариво (даром что ли главная интриганка этой пьесы француженка ох и хитроумный народ!). Хрупкость и переменчивость человеческих чувств, призрачность счастья эти темы Мариво не заявлены у Пицци впрямую, но мы словно предвкушаем их. Спектакль словно бы являет собой антитезу шедевру Джорджо Стрелера "Арлекин, слуга двух господ", в котором была гениально воскрешена комедия дель арте. Гольдони, как известно, пытался укротить этот жанр и поставить его на службу Просвещению. Он посвятил жизнь борьбе с великой театральной традицией. Стрелер, напротив, вытравил из Гольдони весь нравоучительно-просветительский пафос и обнажил приемы умершего жанра. Он одел главного героя в стилизованный костюм из равнобедренных треугольников, закрыл его лицо маской, превратил его в не ведающего никаких нравственных переживаний ребенка с телом акробата и ловкостью жонглера. Это была попытка великого режиссера окликнуть прошлое и услышать собственное эхо. В финале спектакля Арлекин исчезал, как исчезла с театральных подмостков сама комедия дель арте, а прочие герои, превратившиеся с помощью световых эффектов в почти бесплотные тени, тщетно звали его. Спектакль Пицци это попытка взглянуть из пьесы Гольдони не в прошлое, а, наоборот, в будущее. Это ведь тоже возможно.
Оказывается, именно в этом авторе, не бог весть каком разнообразном и не так чтобы впечатляющем глубиной, можно увидеть прародителя многих стилей и направлений. Тот, кто боролся с традицией, ее и запечатлел (ведь сама она как таковая в силу своей импровизационной природы в литературных памятниках и фиксированных текстах не сохранилась), а запечатлев, одновременно предвосхитил в своих пьесах все возможные преломления и изменения этого жанра. Так удав, проглотивший кролика, принимает отчасти его очертания.
Когда вспоминаешь самые важные театральные визиты итальянцев в Россию, вдруг ясно понимаешь, что чуть ли не все они так или иначе связаны с именем Гольдони. Сначала легендарный спектакль Стрелера, потом окутанные маньеристским флером "Венецианские близнецы" другого выдающегося итальянца Луки Ронкони, теперь "Один из последних вечеров карнавала" Пицци. Трудно представить себе более непохожие друг на друга постановки. Еще труднее поверить, что "последний вечер карнавала" действительно окажется последним. Куда там. Умершая традиция еще не раз отзовется долгим эхом и в Венеции, и в Париже, и в неведомой Гольдони Московии.
