"От такой феличиты треснут ножки у тахты"

Московский театр "Новая опера" обещал публике легкий игристый "Любовный напиток" от итальянца Гаэтано Доницетти, а приготовил крепкий русский самогон. "Вешать на уши спагетти все мужчины мастера. Сам маэстро Доницетти это делал на ура", — пытается убедить зал известный стахановец оперной режиссуры из Петербурга Юрий Александров. Причем — на собственном примере.

Милое либретто для пущей доходчивости банальных любовных коллизий анонимный стихоплет местами перепер на родной язык. И сделал это таким образом, что родились скабрезные частушки на грани фола и за чертой хорошего вкуса. "Полюби меня, красотка, я известный депутат, у меня высокий рейтинг и внушительный мандат", — взывает кавалер. А девица ему в ответ: "От такой феличиты треснут ножки у тахты". Рассказывают, что один из опусов была столь убойным, что солисты на репетиции объявили забастовку, и его пришлось отменить.

Основная идея постановки в том, чтобы на сцене все беспрерывно двигалось, дрыгалось и мелькало. Все свалено в кучу: маски венецианского карнавала, японские туристы, шлюхи, солдаты и даже космонавт и хасид со сломанной рукой. Они — обитатели средиземноморских трущоб (художник спектакля — Вячеслав Окунев), употребляющие бочковое пойло с надписью "пиво" на цистерне. Жизнь сотенной массовки продумана в таких дотошных подробностях, что еще до антракта режиссеру хочется крикнуть словами одного известного киногероя: "Промокашка, не мельтеши!" Публику постоянно провоцируют на тупой рефлекторный хохот. Смысл всего происходящего — в отсутствии смысла.

Создается устойчивое впечатление, что сверхзадачу создатели спектакля сформулировали не иначе, как истребление оперы Доницетти как таковой. Ее превратили в собрание площадных гэгов, примитива и пошлости, которое способен переварить не всякий провинциальный капустник. Режиссер просто-напросто боится (или не хочет) быть искренним. В спектакле нет ни одной настоящей эмоции. Пародия на пародии и пародией погоняет.

Но главное, чтобы было нескучно. Посему добрая половина любовных объяснений происходит на парковой скамейке, на которой чьей-то заботливой рукой аккуратно нацарапана вся лексика наших заборов, включая известное трехбуквенное словечко.

Вдохновиться солистам в такой брутальной обстановке на высококлассное музицирование очень непросто. Да этому спектаклю оно и не требуется. Важно другое — чтобы Адина спела свои колоратуры, лихо обнажаясь, а Неморино продефилировал в семейных розовых трусах в горошек и свой знаменитый супершлягерный романс Una furtiva lagrima ("Слеза украдкой") озвучил, не выпуская изо рта "Беломор". Впрочем, вопреки всему работы обаятельной Ольги Мирошниковой и одного из лучших столичных теноров Михаила Губского украсили бы иной разлив "Любовного напитка".

А вот некогда образцовый оркестр театра под управлением своего нового руководителя — эстонца Эри Класа звучит громковато, грубовато и не всегда точно. И, несмотря, на все постановочное трюкачество, публика потихоньку начинает тосковать. Потому что, приходя в оперу, люди, как правило, хотят прежде всего оперы, а не КВН или маскарада. Воспринимать же происходящее как искусство, по крайней мере на трезвую голову, весьма затруднительно.