Армен Джигарханян: "Игра под копирку не для меня"

3 октября исполняется 70 лет знаменитому актеру театра и кино Армену Борисовичу Джигарханяну. Народный артист СССР, России и Армении сыграл более двухсот ролей в кино, работал с Анатолием Эфросом и Андреем Гончаровым, а сегодня руководит одним из московских театров. Накануне юбилея с Арменом Джигарханяном встретился обозреватель "Известий" Георгий Меликянц.

известия: Ваша популярность безмерна. "Утюг включишь - и там Джигарханян" - эту шутку приписывают Араму Ильичу Хачатуряну, который вас очень любил. Вас подобные шутки не обижали?

Джигарханян: Нисколько. Кто не работал на сцене, не снимался в кино, тому неведомо мучительное чувство простоя хотя бы в течение одного дня. Никто не приходит и не говорит: "Давай снимем дерьмовый фильм". Все говорят: "Давай попробуем снять приличный фильм". И пробуешь.

известия: Режиссер Андрей Гончаров поставил с вами свои лучшие спектакли - вы сыграли в "Трамвае "Желание", Сократа, Нерона.

Джигарханян: Думаю, мой личный успех на сцене был следствием моей провинциальности, неосведомленности во многих вещах. Моего вечного удивления тем, что мне предстояло начать. Вообще незнание результатов в искусстве неожиданно резко возбуждает фантазию.

Это касается любой роли. Если я не разбужу в себе ревность к Дездемоне, то вопрос о том, кто играл Отелло и как играл, отпадает. Игра под копирку не для меня. Я видел в роли Отелло великого Ваграма Папазьяна. Видел Лоуренса Оливье. Но если я вышел без своего Отелло, то зачем я вышел?

известия: Табаков - из Саратова, Товстоногов - из Тбилиси, Джигарханян - из Еревана. Не такой уж провинцией была наша провинция.

Джигарханян: Поезда и самолеты ежедневно привозят в Москву тысячи и тысячи людей, но они не становятся Табаковыми. Только удивление сюжетом, образом, ситуацией рождает артиста. Мой учитель Гулакян говорил: "До тех пор, пока ты не потеряешь способность удивляться, можешь продолжать заниматься этой необъяснимой профессией".

известия: А в Нероне вы чему удивлялись?

Джигарханян: Я удивлялся власти. Однажды, переодеваясь, я увидел обнаженные, совсем некрасивые мужские ноги. Оскорбительность этого "костюма" подсказала: "Нерон!". Слова - не все. Оскорбительность поведения, образа жизни, действий, презрения к людям - вот Нерон. У Достоевского есть императрица, которая появляется перед своим рабом нагая, не считая его мужчиной. То же - Нерон. Мне все время виделись зеркала, в которых он созерцал себя. Играть императора - я не знаю, что это такое. Но я ненавижу похоть, желание оскорбить, подавить чужую волю. Из этого и сложился Нерон. Уверен: ничего бы не получилось, если бы я не был понят режиссером. Слава богу, я был понят.

известия: А что удивляло в Сократе?

Джигарханян: Поразительно было не то, что он говорил, а то, как поступал. Сенека в "Нероне" тоже много говорил, и говорил умно, но жил иначе. А величие Сократа в том, что он жил так, как говорил. Это самое трудное. И когда ощущение этого пришло ко мне, Сократ стал мне понятен. В театре - как в природе. Извините за натурализм, но вот бегут две собаки. Понюхали друг друга - и побежали дальше вместе. Или не побежали - разбежались. Режиссер, партнер понюхали друг друга - и можно сказать: получится роль, спектакль, или не получится.

известия: Тогда можно нелегкий вопрос? Джигарханян, лидер и гордость Театра имени Маяковского, вдруг без видимого конфликта уходит из театра, лишая театр лучших спектаклей. Формально все объяснимо: судьба курса, Джигарханян заслужил свой театр... Но вот неожиданность - вскоре он играет с Чуриковой у Марка Захарова.

Джигарханян: Персонаж в "Сократе" говорит: "Я вслушиваюсь в свои желания и удовлетворяю их". Это ответ эгоиста. А Пушкин отвечает иначе: "Никому отчета не давать, себе лишь самому служить и угождать". У Пушкина речь идет уже о состоянии души. Ведь предмет разговора - творчество. Не карьера, не положение и уж точно не деньги - творчество! Все остальное есть, нужно лишь сохранить условия для творчества. И ради этого уходишь. Парадокс? Да, есть законы общежития, правила уличного движения. Я их соблюдаю, когда сижу за рулем, на красный свет не еду. Но есть еще и прожитая жизнь. Так бывает в дружбе, в браке: нас долго связывало нечто, а теперь ослабло... Слишком долго я делал "как надо" или "потому что надо". Мне это не было нужно, но я делал. Мы должны любить друг друга и не позволять себе насилия над теми, кого любим. В том числе над собой.

известия: Как живет театр, которым сегодня руководит Джигарханян?

Джигарханян: Прошедшие три года мы набирали мускулатуру. Нарабатывали умение. Продолжаем и сейчас. Труппу первоначально составил мой курс в ГИТИСе (никак не привыкну к РАТИ), но, видимо, одного курса для театра мало. Ведь и у Петра Фоменко, и у Александра Калягина, как в свое время у Олега Табакова, отбор шел и идет с нескольких курсов. Здесь недопустима ресторанная психология, каковой отмечено не только начальство, но и уважаемые критики: "Создали вам театр, платим деньги - давай продукцию". От этого "вам" меня особо воротит. Однако в ресторане вы сделали заказ, и через 20 минут вам несут бифштекс или люля-кебаб. В театре так не бывает. И хотя у нас есть своя небольшая театральная история, и хотя мы уже твердо знаем, как делать раз и как делать два, период становления ребенка - ход естественный. Это природа. Любой театр проходит эту дорогу. Это не я открыл - это Немирович-Данченко.

известия: Театр Джигарханяна может умереть?

Джигарханян: Если он дефективный - он умрет.

известия: Джигарханян в театре Джигарханяна ставит спектакли?

Джигарханян: Я не режиссер этого театра. Меня называют художественным менеджером, и это точнее выражает положение вещей. А режиссер у нас Владимир Ячменёв, ученик Марка Захарова. Ему знакома театральная студийность, он молод, пока еще мало ставил, так что энергии ему не занимать. Я же работаю на сэкономленном топливе.

известия: То есть ваше дело - эстетика и экономика театра?

Джигарханян: История студийных театров не начинается с Табакова и Джигарханяном не кончается. Тут другой закон. Некий ювелир Фаберже изловчился делать пасхальные яйца так, чтобы они не были похожи ни на какие другие подобные изделия. Глянул - и ясно: Фаберже. Когда Александр Александрович Калягин создавал свой театр, мне не надо было рассказывать, каковы творческие принципы его труппы. В театральном образовании, кроме общих предметов, есть мастерская, а в ней - мастер. По дороге в ГИТИС я часто встречал Анатолия Дмитриевича Папанова. Дальше мы шли вместе. Однажды он сказал: "Вот иду и не знаю, что буду делать. Я не умею преподавать". Он не лукавил, вряд ли он изучал такой таинственный предмет, как методика преподавания. Он просто нес на занятие свое магнитное поле.

известия: У театра Армена Джигарханяна есть проблемы?

Джигарханян: Никаких. Все - как у всех. Надо устояться. Сложить репертуар. Не хватает денег - как у всех: ходим объясняем. Однако полностью содержать нас никто не может и не должен. Да и не требуется этого, это опасно. Иной гордится: "Я дал столько-то тысяч "зеленых" на презентацию". Но презентация - не искусство. И я говорю им: "Посылая детей в Оксфорд или Гарвард, вы думаете, куда они вернутся? Они должны вернуться в высококультурную страну, где искусство почитается одной из самых дорогих ценностей". Каково же будет их искреннее удивление, когда через годы они увидят, что в России это так уже и есть. Вот и вся проблема.