Построились парами
Опера "Так поступают все женщины" поставлена не так давно, в 1998 году, это последняя работа Джорджо Стрелера, который не дожил до премьеры несколько недель. Но от этого спектакля исходит такое ощущение спокойствия и уравновешенности, что он кажется трогательным и драгоценным антиквариатом. В крайне двусмысленную историю про двух счастливо влюбленных юношей, которые ни с того ни с сего решили проверить своих невест на верность и, воспользовавшись чужеземными нарядами, буквально за сутки этой верности лишились (при этом каждый соблазнил девушку другого), Стрелер не внес никаких темных красок.
Самое прекрасное в этой старинной драгоценности - набор статичных и симметричных картинок пастельных тонов, подсвеченных фирменным стрелеровским светом. Там почти всего по два. Пара строгих стен с ренессансными люнетами обозначает то внутренние покои двух обреченных на эксперимент сестер (партию чуть более стойкой Фьордилиджи пела Фиорелла Бурато, а совсем уж податливой Дорабеллы - Терез Каллен), то условную архитектуру города Неаполя, где так и шастают стройные лейтенанты, переодетые албанцами (блондин Феррандо в исполнении Давида Ганьона и брюнет Гульельмо в исполнении Николы Ривенка). Пара деревьев сигнализирует, что влюбленные удалились в сад. На заднике нарисована полоска неподвижного моря, по которой одно судно отвозит юношей на сочиненную ими войну, а другое прибывает, чтобы стать ареной столь же символических любовных действий.
Все, включая массовку, четырех главных участников эксперимента и пару циничных кукловодов, состоящую из старого холостяка Дона Альфонсо (Альфонсо Эчеверриа) и служанки Деспины (Джанет Перри), - заведомо игрушечное и ненастоящее, уравнивающее театр и жизнь. Не случайно пара сцен происходит на фоне задника с нарисованным на нем фасадом неаполитанского театра "Сан-Карло".
Наименее прекрасным в спектакле оказалось его музыкальное качество. Опера "Так поступают все женщины" знаменита своими труднейшими ансамблями, которые в разных конфигурациях распевают шесть ее действующих лиц. Именно с ними и оказалось хуже всего, хотя по отдельности солисты казались вполне грамотными. То ли дело в неоперной природе миланского театра, то ли в неоперной акустике московского театра, то ли в удивительной задумчивости дирижера Джузеппе Ла Мальфа, который стоял за пультом прилагающегося к спектаклю оркестра Фонда Петруцелли ди Бари (чтобы его посадить, пришлось снять несколько рядов партера), но только до идеальной симметрии и слаженности, царивших в сценографии и мизансценах, было очень далеко.