Гергиев зажег Москву
Одним из увлечений художественного руководителя фестиваля Валерия Гергиева является освоение новых мест, принципиально не приспособленных для классической музыки. Он может дирижировать под дождем на Соборной площади, на ветру Поклонной горы и в амбарной обстановке какого-нибудь провинциального ДК. На этот раз основной головной болью пасхальных работников стали величественные пространства Театра Армии, куда маэстро решил поместить прокофьевскую эпохалку, повествующую о войне 1812 года и законченную вскоре после победы 1945-го.
Спору нет, уникальное здание, построенное в форме пятиконечной звезды, само по себе просится в программу фестиваля, совпавшего в этом году не только с Пасхой, но и с 60-летием Победы. Очумелые иностранцы, ходящие по его безразмерным холлам с задранной головой и рассматривающие живописные плафоны, повествующие о мощи советских войск, - за это многое можно отдать. Даже значительную часть гергиевского оркестра, который пришлось сильно сократить из-за на редкость тесной, но тем не менее обнаружившейся здесь оркестровой ямы.
Впрочем, непривычная худосочность оркестра (который все же вытаскивал на себе все батальные сцены) была и к лучшему. В противном случае, наверное, он заглушил бы отборных мариинских солистов (из них выигрывали те, у кого лучше дикция: Алексей Стеблянко - Пьер, Олег Балашов - Анатоль Курагин, Злата Булычева - княжна Марья, Михаил Колелишвили - старый князь Волконский, Геннадий Беззубенков - Кутузов), которым и так нелегко пришлось в местной акустике. А так обошлось без подзвучки, большая часть нот и даже слов была слышна. А за красотой вокальных тембров приезжайте в Мариинку. Тем более что и спектакль, подписанный именем Андрона Кончаловского (премьера этой претенциозной работы произошла пять лет назад и прославилась тем, что именно с нее полюбил оперное искусство президент Путин), там идет не совсем тот, что привезли в Москву.
Гастрольный вариант - непонятно, по финансовым, техническим или эстетическим соображениям - оказался сильно облегченным. Вместо декораций - лакеи с канделябрами (это в первой части оперы, где про мир). Из всей работы сценографа Георгия Цыпина - только эффектный леденцовый задник с пламенеющей Москвой (это во второй, где про войну). Зато уж костюмов, любовно воссоздающих ампирную эпоху, не пожалели - просто глаза разбегаются. Причем не только там, где про мир, но и там, где про войну: парады - ударные сцены второй части.
Однако даже небывалая их актуальность (в финале есть эпизод, где знамена поверженной французской армии бросают на манер фашистских на Параде Победы в 1945-м) не спасла спектакль от явного крена в сторону "мира". Главной виновницей тут была феерическая Анна Нетребко в так идущей ей роли Наташи Ростовой, от которой все первое действие нельзя было оторвать не только глаз, но и, если так можно выразиться, ушей. Удивительно, что ее не такой уж большой моцартовский голос оказался на непростой местной сцене самым слышным, многомерным и, видимо, самым важным для Гергиева, который ради этой главной знаменитости из молодого поколения мариинских певцов умерял пыл своего оркестра и становился удивительно чутким аккомпаниатором.