Лобковский штаб

Дом 5 по улице Макаренко (бывший Лобковский переулок) - место революционное. Здесь, в узеньком переулочке в 1905 году, заседал первый в городе Совет рабочих депутатов. И отношение к нему было конечно же двоякое. До 1905 года здание знали как обычное училище г-на Фидлера. Притом училище достаточно добротное. Один из его выпускников, физик В.В. Шулейкин, вспоминал: "Очень хороший состав преподавателей был в реальном училище Фидлера, находившемся недалеко от нашего Покровского бульвара, на Чистых прудах, на углу Лобковского и Мыльниковского переулков. До чего же удачен был этот выбор! Какая прекрасная была эта школа. С каким теплом, с какой благодарностью ее вспоминаю". Но с декабря 1905 года все стало иначе. Впрочем, добропорядочные обыватели восприняли декабрьское событие как чушь. Предприниматель Варенцов записывал: "Бомбардировали какое-то частное реальное училище в Лобковском переулке, близ Чистых прудов, занятое революционерами, не пожелавшими сдаться и выйти из училища". (Мемуарист был точен, но не полностью: часть обитателей училища пусть и не пожелала сдаться, но очень даже пожелала выйти -- через чердаки и крыши.) Другой предприниматель, Вишняков, был более щедр и на информацию, и на оценки: "На прошлую ночь был назначен митинг в учебном заведении Фидлера. Ив.Ив. Фидлер мне очень хорошо знаком. Это подозрительная личность, промышлявшая постройкой домов, а теперь играет в революцию. Он очень противен своими жульническими глазами на розовом лице... Он спекулировал на домах, а запутавшись, перевел имущество на имя жены и подрядчиков. Он стал разрешать в своем учебном заведении митинги учащихся средних учебных заведений, а на сей раз у него собрались заправские революционеры". Естественно, что представители другого лагеря были совсем иного мнения о Фидлере, и официальная советская мемуаристика ни в коей мере не набрасывалась ни на махинации с недвижимостью, ни тем более на "жульнические глаза на розовом лице". Впрочем, героем господина Фидлера не делали. Так, удобный материал, по случаю попавшийся под руку. Основное место в революционных мемуарах все-таки отводится прямым участникам Декабрьского восстания: "Настроение всех собравшихся было чрезвычайно серьезное. Дружинники тщательно охраняли вход в училище и внимательно проверяли каждый мандат. Марат особенно торжественно открывает собрание кратким вступительным словом... Затем подобный доклад сделал Любич... Я не помню, сколько было произнесено таких речей (их было много)". И так далее. А вот что записал сторонний наблюдатель: "Полиция оцепила дом, а солдаты установили пушки. Потребовали сдаться собравшимся, но в ответ из окон раздались выстрелы. Тогда был отдан приказ палить из пушек. Вскоре осажденные выкинули белый флаг. Офицер с солдатами подошел к двери здания, но оттуда бросили бомбу и убили несколько человек. Тогда вновь открыли пальбу из пушек". Закончились эти события частичным разрушением училища и, разумеется, арестом тех, кого поймали. А история еще не раз и не десяток раз всплывала в публицистике, мемуаристике и прочих текстах. Притом подчас давались разные оценки даже одним автором. Вот, к примеру, что писал Юрий Нагибин (он учился в школе, разместившейся впоследствии в том здании) в "добропорядочном" журнале "Пионер": "Когда в сентябре 1928 года мы пришли впервые в школу, то увидели на стенах глубокие выщербины, обнажения красного кирпича под облицовкой, похожие на кровоточащие раны. И как же гордились мы, узнав, что это следы снарядов, изранивших нашу... школу - революционную крепость". А в повести "Тьма в конце туннеля" то же самое описывалось несколько иначе. Там Юрий Маркович вспоминал свою первую школу - "самую хулиганскую и неуспевающую в районе, несмотря на прекрасный подбор учителей, многие из которых преподавали здесь еще во времена знаменитого Фидлера... Не трогала и мемориальная доска, удостоверявшая, что в 1905 году здесь находился революционный штаб". Хорошо, что хоть "подбор учителей" здесь снова был на уровне.