От первого лица

Авторская программа Михаила Пиотровского "Мой Эрмитаж" выходит в эфир с 1999 года и недавно отметила "полукруглый" юбилей - 50 выпусков. Главный герой - Эрмитаж, его судьба, фантастическая и бытовая, непостижимая и хорошо известная. Программа построена на балансе вечности и повседневности - равноправных составляющих жизни этого музея. Даже минимальное несоблюдение этой пропорции равноправия означало бы неудачу: передача стала бы либо пафосно легковесной, либо "школьно-просветительской". А на неудачу "Мой Эрмитаж" права не имел: слишком культовый главный герой, слишком известен автор и ведущий. "Средненькая" передача таким образом дискредитировала бы и Эрмитаж, и его директора. Прагматик Пиотровский это отлично понимал и все-таки решил рискнуть. "Это называется "Мой Эрмитаж"... Мне повезло - я не только работаю в Эрмитаже, я его директор. Я вырос здесь и знаю три поколения работавших здесь... "Мой Эрмитаж" - не потому, что он принадлежит мне, а потому, что я принадлежу ему. У каждого из нас свой Эрмитаж. Это удивительная, интереснейшая история. Хочу, чтобы она стала и вашей", - так просто объяснил Михаил Пиотровский концепцию программы в первом ее выпуске. Адресат - "продвинутый обыватель", знающий чуть больше, чем разовый посетитель крупнейшего музея России, и желающий продолжить "образование". Для автора принципиально - программа для всех. 26-минутная программа - удачная жанровая смесь бесконечно информативной эрмитажной энциклопедии и яркого телебуклета. В ней в новой ипостаси проявилось одно из главных качеств директора Эрмитажа - абсолютное ощущение жанра. Повествование в жанре публицистического эссе предлагается зрителю от первого - в прямом и переносном смысле - лица. В этом повествовании нет ни "жареных" сенсаций в угоду публике, ни политкорректного сглаживания острых углов. "Лакмус" в этом смысле - жесткая, зримая параллель между происходившим в музее в первые советские дни и первые же постсоветские: "В Эрмитаж попала политика с улицы". Рассказ в меру эмоциональный - и мера меняется в зависит от драматичности описываемого фрагмента и личностного отношения к нему. Опять же об ощущении жанра: в выпуске, посвященном своему отцу (первые шесть программ рассказывают о первых директорах), Пиотровский не боится быть искренним, подчеркивая "я - сын", но не стремится к сентиментальности, отказавшись от модного нынче погружения в дела семейные. Вообще, одно из главных достоинств "Моего Эрмитажа" - точность интонации, будь то рассказ о радости приобретения коллекций музея или трагедии послереволюционных распродаж, о ярких "аншлаговых" выставках или о "цеховых" удачах реставраторов. Эта прививка вкуса - еще один немаловажный компонент заявленной "образовательности". Передача спокойно дружелюбна и ненавязчиво уважительна к собеседнику. Пиотровский разговаривает со зрителем, находящимся по ту сторону кадра, так, как беседуют с человеком, очень и взаимно заинтересованным в общении. Он - ведущий не только по амплуа, но и по положению, в этом разговоре как бы на равных. Ведущий, лишь исподволь, но недвусмысленно напоминающий об этом "как бы". Разговорность жанра подчеркивает и такой штрих - оговорки, легкие шероховатости, легко устраняемые при монтаже. Они остаются в кадре: автору несомненно знаком классический закон психолингвистики - безупречно гладкая речь, какую Пиотровский демонстрирует, например, на научных диспутах, отдаляет слушателя, создает ощущение искусственности рассказа, тем более монологического. Кроме залов, картин и музыки, игры цвета и планов - типично эрмитажных аллюзий, когда призраки вдруг становятся явью, а явь отступает прочь, "действующее лицо" программы - виды из окон музея - еще одно из его сокровищ. Гравюрно вычерченный шпиль Петропавловской крепости в раме Эрмитажного окна, стрелка Васильевского острова, Арка Главного штаба, сама вечная Нева - "свита" главного героя программы "Мой Эрмитаж". А что вы думаете об этом?