Что взошло на литературном поле к лету?

Пейзаж оживляют колоритные фигуры пахарей. Рачительный садовод Борис Василевский в очерке "Новый Цинциннат, или Много ли слону яблок надо" ("ДН", № 5) слагает оду чесноку и яблоням, попутно рассуждая о прежних и нынешних земледельцах, хозяевах и собственниках. Поэт Бахыт Кенжеев с вдохновением луддита рубит сук, на котором сидит: "Не гоняй и ты по пустому блюдцу/ наливное яблочко - погляди, как, не оглядываясь, облака несутся,/ посмотри, как в дивных просторах диких,/ успокоившись на высокой ноте,/ словно дура-мачеха их простила,/ спят, сопя, безропотные светила,/ никогда не слышавшие о Гёте". Подборка стихов Кенжеева - удача, с которой стоит поздравить "Октябрь". Выстраивается и линия в прозе. Афанасий Мамедов, Исаак Милькин. "Самому себе" (№ 3). Повесть-рифма к булгаковскому "Собачьему сердцу". Герой занимается отстрелом беспризорных собак, однажды осознает, что сам превратился в бродячего пса. Воплощенная бесчеловечность. В начале года в "НМ" в рассказе Андрея Волоса новорусская парочка, отведав в китайском ресторане мозг живой обезьяны, превратилась в обезьян. Заигранный сюжетный ход оказался востребованным. Анатолий Найман. "Б.Б. и др." (№ 3). Продолжение напечатанного пять лет назад в "Новом мире" романа подтекстами и метафорами привлечет внимание читателей профессиональных и окололитературных. Встык - беседа, где автор дает свое истолкование и романа в целом, и центрального персонажа. Евгений Попов. "Мастер Хаос. Открытая мультиагентная литературная система с послесловием ученого человека" (№ 4). Попов - мастер. Но, по мне, его проза при декларируемой открытости и игровой стихии слишком нарочито и затейливо сконструирована. Тех же, кто любит Попова, история господина Безобразова, "стареющего российского подданного, родившегося сразу же после прошлой (Второй) мировой войны в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е.", не потрясет, но и не разочарует... Лет восемь назад я готовила к публикации школьные сочинения. Среди забавных и простодушно прагматичных попалось надрывно искреннее и печальное: "Я хочу всего лишь мало. Чтобы у меня папа не пил, пошел на работу работать, чтобы у меня была кошка и я училась бы хорошо, без двоек, - эти простые желанья. Мне не нужна красота, я и сама знаю, что я некрасивая, и богатство..." Девочка мечтала, что у нее будет муж, добрый и умный, трое детей, что ее не будут "бросать" подруги. "Я не хочу больше плакать. Надеюсь, что мои желания сбудутся, жизнь моя изменится. Мне 13 лет всего лишь. И что-то я еще захочу". Это вспомнилось, когда я читала повесть Андрея Геласимова "Жажда" (№ 5). Ее герой, сверстник той девочки, побывал на чеченской войне, обгорел в танке так, что встречные шарахаются. Он не плачет, у него другое лекарство от жизни: покупает ящик водки и уходит в запой. Он тоже страдает от рваных отношений с разведенными родителями, душит в себе мечту стать художником, хочет, чтобы друзья не предавали, чтобы была жена, он умный и добрый и любит детей... Те же "простые желанья", которые во многом и выстраивают жизнь. Геласимов написал современную российскую версию истории о красавице и чудовище, непритязательную и глубокую, со счастливым концом, как и положено сказке. Неожиданно вижу: мне почти нечего сказать о прозе "Нового мира". Роман Анатолия Азольского "Диверсант" (№ 3-4) задуман как "назидательный для юношей и девушек". В чем урок? Тоталитарное государство враждебно личности - не бог весть как ново. Цитатная игра (отдадим должное, блестящая) и аллюзии не позволяют тем не менее говорить о пародийности текста. Великая Отечественная война, увиденная как бы глазами голливудского режиссера, герой-супермен? Но была уже "Голая пионерка" М. Кононова... В общем, вопросов больше, чем ответов. Наиболее интересен майский номер: с рассказами В. Маканина и Б. Екимова (в их полную силу), повестью И. Булкаты о Южной Осетии, стихами Евг. Рейна, Б. Кенжеева, Ю. Кублановского. Чуть не половина каждого номера - критика. Но об этом в другой раз. В "Знамени" огорчил роман "Дочь гипнотизера" Дмитрия Рагозина (№ 2-3). Не сработали детективный сюжет, курортные любови, таинственные убийства, сеанс гипноза не удался, пока "мысль билась, как о белую стену буро-желтый горох", текст рассыпался на виртуозно выписанные фразы. Рядом - яркая стилизация дебютантов Романа Волкова и Сергея Чугунова ("Сказ и сказка", № 3). Бесстрашная энергия молодости. Александр Морозов. "Прежние слова". "Элегия". Начало ХХ века, письма Арнольда, студента-слависта, Оленьке, "любимой голубке", затем виновнице "скучнейшей прозы" семейной жизни. "Вас обидели? Или это вы вспомнили что-то грустное? Дайте же мне свои руки. Только не надо, не нужно слез! Боже мой, какая печаль!" И так 58 страниц. Бедные "бедные люди"! Какая элегия! Тоска, и только. И еще один Арнольд. Роман Арнольда Каштанова "Каньон-а-Шарон" (№ 5) - о врастании семьи репатриантов в израильскую жизнь. Прозрение: не всем эта земля обетована. Крепкая проза, но не так феерично, как у Дины Рубиной, не так эпатирующе, как у Аркана Карива... Лучшая проза - воспоминания Марины Москвиной о Дауре Зантария (№ 3). Хотела сказать - блистательные, но язык не поворачивается, столько в них подлинности, любви и боли. Как на поминках - смех сквозь слезы. "Дружба народов". Роман "Легкий привкус измены" (№ 2-3) - лучшее из написанного екатеринбуржцем Валерием Исхаковым. Если после "Пуделя Артамона" и "Читателя Чехова" критики подчеркивали виртуозное владение техникой, то сейчас говорят прежде всего о стороне содержательной: "Исхаков анатомирует сознание сегодняшних интеллигентов" (А. Немзер), "Появилось ощущение, что писатель может сказать мне что-то о жизни" (О. Славникова). Автор подробно, от предыстории до финала, прослеживает историю любви успешного провинциального журналиста средних лет. Впрочем, анкетные данные не особенно важны, но то, что Исхаков играет в поддавки, предпослав роману эпиграф: "Мужчины ничего не понимают в женщинах, поэтому они придумывают их", - лучше держать в уме. Текст, начинавшийся как пародия на любовный роман, роман воспитания чувств, исподволь перерастает в психологическую прозу, грустную и ироничную, в роман о любви и иллюзиях, которые никак не хотят утрачиваться, более того, оберегаются, потому что потеря их равносильна если не мгновенной смерти, то глухому вакууму и удушью. "Малые" жанры "ДН" - коротко: рассказы Елены Долгопят (№ 4), динамичные, с детективным сюжетом, и "нового реалиста" Романа Сенчина (№ 5), повесть Марии Рыбаковой "Глаз" (№ 5), неожиданная, исследующая психологию старости, тот же Александр Хургин с фантастически реальными персонажами, пьющими газированную водку (№ 5), из архива - рассказы Бориса Крячко (№ 5). В заключение - дебютант "ДН" Сергей Шабуцкий, из цикла "Камешки" (№ 3): "Иду с похорон подруги./ Всюду скорбные лица./ "Спартак опять проиграл". Узнали? Нет пророка... А что вы думаете об этом?