- Чем вас привлекла небольшая роль в "Письмах к Эльзе"?
- Роль, как вы верно заметили, маленькая (женщины, которой пишут исповедальные письма), но достаточно интересная. Игорь Масленников - друг моей семьи, и, конечно, когда он предложил сыграть в его фильме, я с удовольствием согласилась.
- Вы многие годы продолжаете работать в жанре, который ныне принято считать умирающим: вечера поэзии. Почему вы предпочитаете стихотворные "попурри" сюжетным моноспектаклям?
- Жанр вовсе не умирающий. Просто слишком мало людей, способных достойно в нем работать. Держать огромный зал одному человеку стихами во сто крат труднее, нежели спектаклем с сюжетом. Это адский труд, поверьте. На него соглашаются только мазохисты и те, кто очень любит поэзию. Это "мастодонты" - Юрский, Козаков и я. В поэтическом вечере присутствует много импровизации - не словесной, а энергетической и психологической. Если угодно, даже психической. После концерта ко мне подошел известный психоаналитик и сказал: "Я чувствовал, как вы зарядили зал". Не хочу казаться слишком самонадеянной, потому буду считать, что зал зарядила не я - зарядили стихи.
- Ответная энергетика зала имеет для вас значение?
- В мои залы публика идет в основном знающая, сопереживающая. Успех (я даже не аплодисменты имею в виду, а именно сопереживание) зависит от количества гипнотизируемых людей в зале. Актер, если он настоящий, тот же экстрасенс. Надо уметь гипнотизировать. Мне профессиональные экстрасенсы говорили, что работать можно только с залом, где есть не менее тридцати процентов поддающихся гипнозу. Так и в искусстве: только треть подготовленных, остальные - фон.
- Вы не пробовали профессионально заниматься экстрасенсорикой?
- Даже ходила в лабораторию, общалась с профессионалами. Но всерьез продолжать не стала, поскольку поэтические вечера вытягивают из меня такое количество энергии, что нужно долго и всерьез "подзаряжаться" самой.
- Ваш вечер в Большом зале филармонии назывался "Поэзия XX века", но стихи современных поэтов не звучали. Почему?
- Я несколько ночей листала сборники, чтобы найти современную поэзию, созвучную с ритмом и шумом времени. Например, читала "Антологию", собранную Евтушенко, - и ничего, что бы было достойно исполнения в одном концерте с Бродским или Ахматовой.
- Недавно с "Новой оперой" Евгения Колобова вы сделали спектакль по ахматовской "Поэме без героя". Довольны экспериментом?
- Я много лет пыталась для себя расшифровать эту поэму. Хотела даже издать о ней книгу наподобие набоковских "Комментариев к "Евгению Онегину". И когда Колобов предложил мне сделать музыкально-поэтический спектакль, я сразу сказала про "Поэму без героя". Колобов человек не только талантливый, но и чуткий, он умеет вслушиваться в голос - в прямом и переносном смысле - другого. Потому о той работе я вспоминаю с удовольствием, как и о только что завершенной с ним же "Пиковой даме". Так же приятно было работать со Спиваковым, с которым мы делали ахматовский "Реквием".
- Несколько лет назад в Петербурге на ваш "Реквием" пришел сын Ахматовой Лев Гумилев...
- Да, я хорошо это помню. Я знала, что он не хотел приходить на концерт, и потому нервничала еще больше. Вечер закончился, и он мне сказал: "Я не люблю, когда артисты читают стихи, тем более - Ахматову, тем более - "Реквием". Но у вас получилось".
- К вопросу о "ваших залах". Это в основном публика среднего и старшего возраста. Не хочется "загипнотизировать" молодых, нетронутых?
- Хочется. И порой получается. Как раз после "Поэмы без героя" в "Новой опере" друзья, которые были в зале, рассказали мне такой сюжет. Перед ними сидели две дивы, такие, знаете... фотомодели. Одна из них выдохнула: "Клёво!". А другая столь же восторженно в ответ: "Круто!.. А стихи тоже Демидова написала?".