К чему приводит литература

1. Тираж № 2 (к этому времени приходят окончательные данные из подписных агентств) - 12 500 экз. Тираж № 7 (начало второго полугодия) - 11 400 экз. 2. За последнее десятилетие "Иностранная литература" избаловала читателей. Едва ли не все наиболее яркие и значимые события мировой литературы регулярно становились предметом обсуждения, а затем и публиковались с такой быстротой, на какую только оказывались способны переводчики. Как-то исподволь "золотой век" завершился. В новом веке интеллектуальную, психологическую прозу потеснили детективы и дамские романы (пусть это даже "Крутые парни не танцуют" Нормана Мейлера или "Аптекарша" Ингрид Нолль, "немецкой Агаты Кристи"), наметилась переориентация на массового читателя. Основные тексты написаны лет десять-пятнадцать назад. Ситуацию мог бы выправить "Литгид", блестяще придуманная и осуществлявшаяся истинно журнальная рубрика (правда, чрезвычайно трудоемкая, требующая глубочайшего знания материала и для переводчика неблагодарная). Но до осени "Литгид" появился лишь однажды -- посвященный Кортасару (№ 6) - и впечатление произвел грустное: выскребаются опустевшие сусеки. И, может быть, самое важное: исчезло ощущение выстроенности, продуманности номеров, что выгодно отличало "Иностранку". Вероятно, все-таки сказался "субъективный фактор": уход Г.Чхартишвили, из двух проектов ("Иностранная литература" и "Б.Акунин") выбравшего персональный. Несомненно, существуют и причины объективные: финансовые трудности, проблемы с покупкой прав (все чаще редакция оговаривает, что полностью текст будет опубликован в некоем издательстве), сужение круга квалифицированных переводчиков. В сентябре на Московской международной книжной ярмарке премию "Абзац" в номинации "Худший перевод" присудили "Элементарным частицам" М.Уэльбека, напечатанным "Иностранкой". Решение, мягко говоря, спорное, если учесть, что рынок наводнен переводами вопиюще безграмотными. Русский вариант скандального бестселлера выполнен без блеска, так ведь и во Франции автору пеняли на невысокие художественные достоинства романа. Но, как бы там ни было, этот "звонок" нельзя не учесть: журнал перестал быть монополистом на рынке зарубежной литературы, чтобы не прогореть, нужен уровень - отбора, перевода, редактуры. 3. Уже в летних номерах появилось несколько заметных публикаций. В июньском - "Закрытая книга" Гилберта Адэра в переводе Инны Стам (интересно, как все-таки пишется фамилия автора: через "е", как на обложке, или через "э", как внутри номера?). Роман вышел в Англии в 1999-м. Любопытно, что в том же году в России появился роман Андрея Дмитриева с тем же названием, и один из векторов их размышлений точно совпадает: жизнь как текст - и процесс его создания как попытка прочтения собственной судьбы и осмысления эпохи. Кстати, оба прозаика сводят сюжет к развязке a la боевик или детектив, в случае Адэра хочется сказать: к сожалению. Прозе жизни (уже в смысле бытовом - жизни в Восточной Германии после воссоединения) посвящен роман Кристофа Хайна "Вилленброк" (2000, пер. М. Рудницкого, №7-8). С вполне традиционной прозой Хайна соседствует весьма нетривиальный по форме (три непересекающиеся новеллы, одна и вовсе сюжетно не завершена) текст Патрика Модиано "Незнакомки" (1999, пер. И. Волевич). В восьмом номере безусловно стоит прочесть роман Пола Остера "Тимбукту" (1999). Формально - о собачьей участи, фактически - об одиночестве. Очень тонкий перевод И. Кормильцева. 4. Сентябрьский номер - явление нерядовое. Кроме весьма любопытной подборки стихов поляка Яцека Подсядло (пер. Дм. Веденяпина), три публикации, каждая из которых - событие. Известность Питеру Акройду принесли исторические романы, утвердившие в современной английской литературе традицию написания "фикшн поверх документов" (определение Акройда). В одном из недавних интервью писатель признается: "Я вообще не вижу особой разницы между такими вещами, как прошлое и настоящее. Меня интересует процесс, связь времен, а не отдельные их фрагменты". В романе "Повесть о Платоне" (1999, пер. Л. Мотылева) действие происходит в 3700 году н.э. Герой, великий лондонский оратор, изучает древние книги (скажем, "Происхождение видов" романиста Ч. Диккенса - "подлинный шедевр комической прозы"), просвещает сограждан, ведет диалоги с друзьями детства, а также с собственной Душой и толкует историю, прежде всего - эпоху Крота, т.е. нашу, для чего составляет словарь понятий. Скажем: "Идеология: процесс сотворения идей. Эта работа, как правило, шла в тишине и уединении, поскольку для выделки идей требовалось чрезвычайное тщание. Будущие мастера нередко избирались для этого в раннем возрасте и обучались в особых школах, в быту называвшихся "психушками". В результате - обвинение в распространении небылиц, суд, уход из Города. И убеждение: "как странно переплетены "раньше" и "потом". Турецкий прозаик Орхан Памук тоже снискал мировую известность. "Белая крепость" (1985), "Черная книга" (1990), "Меня зовут Красный" (1990-1998)... Памук пишет прозу, предпочитая яркие, несмешанные, контрастные тона. "Меня зовут Красный" (пер. В.Феоновой) - детективная история, выстроенная вокруг двойного убийства, цепочка монологов, каждый из которых комментирует предыдущий и движет сюжет дальше. Место действия - Стамбул, время - ХVI век, герои - художники, работающие над книгой для падишаха. Самобытность и подражание, приверженность традиционным устоям и искушение западными ценностями - как и для русского сознания, для художников имперской Турции разрешение этой дилеммы - мучительное испытание. Единое пространство и перспектива - здесь понятия, принадлежащие не только живописи, но и философии, мироощущению, стратегии жизни общества. Звучит весьма актуально. И, наконец, долгожданный "Литературный гид". На сей раз он посвящен Селину - публикуются фрагменты романа "Guignol`s Band, или Паяцы I" (пер. И. Радченко) и биографической книги Фредерика Виту, а также "Защитительная записка", написанная Селином в копенгагенской тюрьме, его интервью разных лет: "Лучше бы я остался психиатром. Почему стал писателем? /.../ Не переношу фраз... хорошо построенной речи... выдумок всяких незатейливых.../.../ Я был бы в ладах с прокурором, жандармами и прочими слугами закона. /.../ Лечить душевнобольных - прекрасное занятие./.../ А литература... романы всякие... сами видите, к чему приводят!" С точки зрения редакционной политики, сентябрьский номер "Иностранки" - сущее расточительство и одновременно эффектный пиаровский ход, демонстрация жизнеспособности журнала. Тем более убедительная, что в октябре читатель получит начало романа Артуро Переса-Реверте "Клуб Дюма, или Тень Ришелье" и рассказы Мартина Сутера. Похоже, "Иностранка" выходит из кризиса.